Анализ стихотворения: Дьяволёнок
Зинаида Гиппиус
Зинаида Гиппиус обладала удивительным даром передавать свои мысли и ощущения при помощи ярких образов. Они могли быть совершенно фантастическими, но при этом отражали суть проблем и вещей, к которым хотела привлечь внимание поэтесса. Таким является и стихотворение «Дьяволенок», написанное в 1906 году. В это время Зинаида Гиппиус уже жила в Париже и видела этот город изнутри, со всеми его проблемами и недостатками. Но жизненный опыт научил ее быть безжалостной не только по отношению к себе, но и к окружающим. Иначе она рисковала оказаться самой настоящей трясине, куда неизбежно попадали многие русские эмигранты, возомнившие себя гениями.
Своего соотечественника поэтесса изображает в образе дьяволенка, который мокнул под дождем, нуждаясь в крове и горячей еде. Себя же Гиппиус видит в образе сильного и самодостаточного мужчины, которому, впрочем, не чуждо сострадание. Автор признается, что любовь для нее является мифом, а вот жалость – чувство вполне понятное и объяснимое. Именно из-за него герои стихотворения Зинаиды Гиппиус решает приютить у себя дьяволенка, хотя и понимает, что совершает глупость. Ведь всем известно, что существа из преисподней сперва втираются в доверие, а затем превращают нашу жизнь в сплошной кошмар. Свой отвратительный характер дьяволенок проявил в первые же минуты знакомства, когда отверг предложенную помощь, отметив, что она слишком мала и ничтожна для такой персоны.
«Он разозлил меня бахвальством», — отмечает поэтесса. Но при этом подчеркивает, что жалость все же пересилила обиду и доводы разума. В итоге случилось то, что обычно происходит в подобных ситуациях: существо, которое мы опекаем, прочно входит в нашу жизнь и занимает в ней главное место. Более того, оно подчиняет наши волю и разом, заставляя совершать поступки, которые мы сами считали дикими еще совсем недавно.
Зинаида Гиппиус отмечает, что кардинальных перемен в жизни ее героя не произошло, просто он стал сам походит на своего найденыша. «Безрадостно-благополучно, и нежно- сонно, и темно…», — именно так поэтесса характеризует жизнь своего героя после знакомства с дьяволенком. Этот человек перестал мечтать, строить планы на будущее, испытывать бурные эмоции. Он стал безразличным ко всему, что его окружает, и это, по мнению поэтессы, считается самым страшным преступлением. В этом автор винит маленького дьяволенка, который «все липнул, липнул – и прилип», убив в главном герое желание жить.
Дьяволёнок
Мне повстречался дьяволёнок,
Худой и щуплый ‒ как комар.
Он телом был совсем ребёнок,
Лицом же дик: остёр и стар.
Шёл дождь... Дрожит, темнеет тело,
Намокла всклоченная шерсть...
И я подумал: эко дело!
Ведь тоже мёрзнет. Тоже персть.
Твердят: любовь, любовь! Не знаю.
Не слышно что–то. Не видал.
Вот жалость... Жалость понимаю.
И дьяволёнка я поймал.
Пойдем, детёныш! Хочешь греться?
Не бойся, шёрстку не ерошь.
Что тут на улице тереться?
Дам детке сахару... Пойдёшь?
А он вдруг эдак сочно, зычно,
Мужским, ласкающим баском
(Признаться – даже неприлично
И жутко было это в нем) –
Пророкотал: «Что сахар? Глупо.
Я, сладкий, сахару не ем.
Давай телятинки да супа...
Уж я пойду к тебе – совсем».
Он разозлил меня бахвальством...
А я хотел ещё помочь!
Да ну тебя с твоим нахальством!
И не спеша пошёл я прочь.
Но он заморщился и тонко
Захрюкал... Смотрит, как больной...
Опять мне жаль... И дьяволёнка
Тащу, трудясь, к себе домой.
Смотрю при лампе: дохлый, гадкий,
Не то дитя, не то старик.
И всё твердит: «Я сладкий, сладкий...»
Оставил я его. Привык.
И даже как–то с дьяволёнком
Совсем сжился я наконец.
Он в полдень прыгает козлёнком,
Под вечер – тёмен, как мертвец.
То ходит гоголем–мужчиной,
То вьётся бабой вкруг меня,
А если дождик – пахнет псиной
И шерстку лижет у огня.
Я прежде всем себя тревожил:
Хотел того, мечтал о том...
А с ним мой дом... не то, что ожил,
Но затянулся, как пушком.
Безрадостно–благополучно,
И нежно–сонно, и темно...
Мне с дьяволенком сладко–скучно...
Дитя, старик, – не все ль равно?
Такой смешной он, мягкий, хлипкий,
Как разлагающийся гриб.
Такой он цепкий, сладкий, липкий,
Все липнул, липнул – и прилип.
И оба стали мы – едины.
Уж я не с ним – я в нём, я в нём!
Я сам в ненастье пахну псиной
И шерсть лижу перед огнём...
Декабрь 1906, Париж