Памяти графа Алексея Константиновича Толстого

1

Наш вдохновенный бард, наш северный Баян.

Он был певец - воистину народный!

Как небо синее, что море-окиян,

Глубок его напев торжественно-свободный.

В годину смутную озлобленной борьбы

Сумел он овладеть святынь предвечных тайной.

Не поняли тогда пролётных дней рабы,

Что он в их стане был свободный «гость случайный»!

«Двух станов не боец» - входил он в пламя сеч

С одними гуслями да с вольною душою,

И под гуслярный звон могучею волною

Всплывала, пенилась разгарчивая речь.

Как мощный взмах орла в безоблачном просторе,

Как дружеский призыв на общего врага -

Звучала в ней «любовь, широкая - как море»,

И были тесны ей «земные берега»...

С повадкой княжею, со взором соколиным,

С душою пахаря в живой груди своей -

Он Змей-Тугарина разил словцом единым,

Как будто был рожден в века богатырей.

Нрав Муромца Ильи, стать статная Потока,

Алёши удаль-смех, Добрыни смелый склад-

Сливались в нем с тоской библейского пророка

И в песнях залегли, как заповедный клад.

И вот живая песнь, как солнце над землею,

Восходит из его пророческой мечты,

И тают перед ней весеннею водою

Снега над вечною святыней Красоты...

Я верю: вспыхнет тьма, зимы утихнет заметь,

Опять Весна пойдет родимой стороной.

Близка она, близка, - когда проснется память

О вешних пахарях поэзии родной!

2

О, если бы - вещий певец-богатырь -

Восстал он из гроба и кречета взором

Сверкнул через всю святорусскую ширь,

Над всем неоглядным привольем-простором!

О, если б весь гул перекрестных речей,

Стон песен, рожденных мятущимся духом,

Всю смуту конца наших сумрачных дней

Услышал он чуждым смятения слухом!

Свои бы звончатые гусли он взял,

Стряхнул бы с них пыль, наметенную ложью,

И, кликнув свой клич по всему бездорожью,

Как в старую старь, по струнам пробежал.

Вся кровь расходилась бы с первых же слов,

Душа загорелась бы полымем-гневом, -

Наносную немочь с бессильных певцов

Спугнул бы он мощным, как буря, напевом...

«За честь нашей родины я не боюсь!» -

Грозою промчалось бы смелое слово.

Всяк вторил бы песне Баяна родного:

«Нет, шутишь! Жива наша русская Русь!»

10 декабря 1898

С.-Петербург