Описание обеда

Как долго я не высыпалась,

писала медленно, да зря.

Прощай, моя высокопарность!

Привет, любезные друзья!

Да здравствует любовь и лёгкость!

А то всю ночь в дыму сижу,

и тяжко тащится мой локоть,

строку влача, словно баржу.

А утром, свет опережая,

всплывает в глубине окна

лицо моё, словно чужая

предсмертно белая луна.

Не мил мне чистый снег на крышах,

мне тяжело моё чело,

и всё за тем, чтоб вещий критик

не понял в этом ничего.

Ну нет, теперь беру тетрадку

и, выбравши любой предлог,

описываю по порядку

всё, что мне в голову придёт.

Я пред бумагой не робею

и опишу одну из сред,

когда меня позвал к обеду

сосед-литературовед.

Он обещал мне, что наука,

известная его уму,

откроет мне, какая мука

угодна сердцу моему.

С улыбкой грусти и привета

открыла дверь в тепло и свет

жена литературоведа,

сама литературовед.

Пока с меня пальто снимала

их просвещённая семья,

ждала я знака и сигнала,

чтобы понять, при чём здесь я.

Но, размышляя мимолётно,

я поняла мою вину:

что ж за обед без рифмоплёта

и мебели под старину?

Всё так и было: стол накрытый

дышал свечами, цвёл паркет,

и чужеземец именитый

молчал, покуривая «кент».

Литературой мы дышали,

когда хозяин вёл нас в зал

и говорил о Мандельштаме.

Цветаеву он также знал.

Он оценил их одарённость,

и, некрасива, но умна,

познаний тяжкую огромность

делила с ним его жена.

Я думала: Господь вседобрый!

Прости мне разум, полный тьмы,

вели, чтобы соблазн съедобный

отвлёк от мыслей их умы.

Скажи им, что пора обедать,

вели им хоть на час забыть

о том, чем им так сладко ведать,

о том, чем мне так страшно быть.

В прощенье мне теплом собрата

повеяло, и со двора

вошла прекрасная собака

с душой, исполненной добра.

Затем мы занялись обедом.

Я и хозяин пили ром, –

нет, я пила, он этим ведал, –

и всё же разразился гром.

Он знал: коль ложь не бестолкова,

она не осквернит уста,

я знала: за лукавство слова

наказывает немота.

Он, сокрушаясь бесполезно,

стал разум мой учить уму,

и я ответила любезно:

– Потом, мой друг, когда умру...

Мы помирились в воскресенье.

– У нас обед. А что у вас?

– А у меня стихотворенье.

Оно написано как раз.

1967