* * *

Он встаёт. Bека, гелаты.

Где-то факелы горят.

Кто провёл за ним в палату

Островерхих шапок ряд?

И ещё века. Другие.

Те, что после будут. Те,

В уши чьи, пока тугие,

Шепчет он в своей мечте.

– Жизнь моя средь вас – не очерк.

Этого хоть захлебнись.

Время пощадит мой почерк

От критических скребниц.

Разве въезд в эпоху заперт?

Пусть он крепость, пусть и храм,

Въеду на коне на паперть,

Лошадь осажу к дверям.

Не гусляр и не балакирь,

Лошадь взвил я на дыбы,

Чтоб тебя, военный лагерь,

Увидать с высот судьбы.

И, едва поводья тронув,

Порываюсь наугад

В широту твоих прогонов,

Что ещё во тьме лежат.

Как гроза, в пути объемля

Жизнь и случай, смерть и страсть,

Ты пройдёшь умы и земли,

Чтоб преданьем в вечность впасть.

Твой поход изменит местность.

Под чугун твоих подков,

Размывая бессловесность,

Хлынут волны языков.

Крыши городов дорогой,

Каждой хижины крыльцо,

Каждый тополь у порога

Будут знать тебя в лицо.

1936