* * *

Словно уши, плавно качались полы

у промокшей шляпы – печальный слоник,

на трубе играя, глядел на волны.

И садились чайки на крайний столик.

Эти просто пили, а те – кричали,

и фонарь горел, не фонарь – фонарик.

Он играл на чёрном, как смерть, причале –

выдувал луну, как воздушный шарик.

И казалось – было такое чувство –

он уйдёт оттуда – исчезнет море,

пароходик, чайки – так станет грустно,

и глотнешь не пива, уже, а горя.

Потому и лез, и совал купюры, –

чтоб играл, покуда сердца горели:

«Для того придурка, для этой дуры,

для меня, мой нежный, на самом деле».