Первая строфа. Сайт русской поэзии

Все авторыАнализы стихотворений

Булат Окуджава

Чаепитие на арбате

 

Пейте чай, мой друг старинный,

забывая бег минут.

Желтой свечкой стеаринной

я украшу ваш уют.

 

Не грустите о поленьях,

о камине и огне...

Плед шотландский на коленях,

занавеска на окне.

 

Самовар, как бас из хора,

напевает в вашу честь.

Даже чашка из фарфора

у меня, представьте, есть.

 

В жизни выбора не много:

кому – день, а кому – ночь.

Две дороги от порога:

одна – в дом, другая – прочь.

 

Нынче мы – в дому прогретом,

а не в поле фронтовом,

не в шинелях,

             и об этом

лучше как–нибудь потом.

 

Мы не будем наши раны

пересчитывать опять.

Просто будем, как ни странно,

улыбаться и молчать.

 

Я для вас, мой друг, смешаю

в самый редкостный букет

пять различных видов чая

по рецептам прежних лет.

 

Кипятком крутым, бурлящим

эту смесь залью для вас,

чтоб былое с настоящим

не сливалось хоть сейчас.

 

Настояться дам немножко,

осторожно процежу

и серебряную ложку

рядом с чашкой положу.

 

Это тоже вдохновенье...

Но, склонившись над столом,

на какое–то мгновенье

все же вспомним о былом:

 

над безумною рекою

пулеметный ливень сек,

и холодною щекою

смерть касалась наших щек.

 

В битве выбор прост до боли:

или пан, или пропал...

А потом, живые, в поле

мы устроили привал.

 

Нет, не то чтоб пировали,

а, очухавшись слегка,

просто душу согревали

кипятком из котелка.

 

Разве есть напиток краше?

Благодарствуй, котелок!

Но встревал в блаженство наше

чей–то горький монолог:

 

«Как бы ни были вы святы,

как ни праведно житье,

вы с ума сошли, солдаты:

это – дрянь, а не питье!

 

Вас забывчивость погубит,

равнодушье вас убьет:

тот, кто крепкий чай разлюбит,

сам предаст и не поймет...»

 

Вы представьте, друг любезный,

как казались нам смешны

парадоксы те из бездны

фронтового сатаны.

 

В самом деле, что – крученый

чайный лист – трава и сор

пред планетой, обреченной

на страданье и разор?

 

Что – напиток именитый?..

Но, средь крови и разлук,

целый мир полузабытый

перед нами ожил вдруг.

 

Был он теплый и прекрасный...

Как обида нас ни жгла,

та сентенция напрасной,

очевидно, не была.

 

Я клянусь вам, друг мой давний,

не случайны с древних лет

эти чашки, эти ставни,

полумрак и старый плед,

 

и счастливый час покоя,

и заварки колдовство,

и завидное такое

мирной ночи торжество;

разговор, текущий скупо,

и как будто даже скука,

но... не скука –

                естество.

 

1975