Речитатив

Владлену Ермакову

Тот самый двор, где я сажал березы,

был создан по законам вечной прозы

и образцом дворов арбатских слыл;

там, правда, не выращивались розы,

да и Гомер туда не заходил...

Зато поэт Глазков1 напротив жил.

Друг друга мы не знали совершенно,

но, познавая белый свет блаженно,

попеременно — снег, дожди и сушь,

разгулы будней, и подъездов глушь,

и мостовых дыханье,

                 неизменно

мы ощущали близость наших душ.

Ильинку с Божедомкою, конечно,

не в наших нравах предавать поспешно,

в Усачевку, и Охотный ряд...

Мы с ними слиты чисто и безгрешно,

как с нашим детством — сорок лет подряд;

мы с детства их пророки...

                     Но Арбат!..

Минувшее тревожно забывая,

на долголетье втайне уповая,

все медленней живем, все тяжелей...

Но песня тридцать первого трамвая

с последней остановкой у Филей

ввучит в ушах, от нас не отставая.

И если вам, читатель торопливый,

он не знаком, тот гордый, сиротливый,

извилистый, короткий коридор

от ресторана «Прага» до Смоляги

и рай, замаскированный под двор,

где все равны:

             и дети и бродяги,

спешите же...

         Все остальное — вздор.