Ночной гость

Чаадаев, помнишь ли былое?

                 А. Пушкин

Наконец я познал свободу.

Все равно, какую погоду

За окном предвещает ночь.

Дом по крышу снегом укутан.

И каким-то новым уютом

Овевает его метель.

Спят все чада мои и други.

Где-то спят лесные пичуги.

Красногорские рощи спят.

Анна спит. Ее сновиденья

Так ясны, что слышится пенье

И разумный их разговор.

Молодой поэт Улялюмов

Сел писать. Потом, передумав,

Тоже спит — ладонь под щекой.

Словом, спят все шумы и звуки,

Губы, головы, щеки, руки,

Облака, сады и снега.

Спят камины, соборы, псальмы,

Спят шандалы, как написал бы

Замечательный лирик Н.

Спят все чада мои и други.

Хорошо, что юные вьюги

К нам летят из дальней округи,

Как стеклянные бубенцы.

Было, видно, около часа.

Кто-то вдруг ко мне постучался.

Незнакомец стоял в дверях.

Он вошел, похож на Алеко.

Где-то этого человека

Я встречал. А может быть — нет.

Я услышал: всхлипнула тройка

Бубенцами. Звякнула бойко

И опять унеслась в снега.

Я сказал: — Прошу! Ради бога!

Не трудна ли была дорога?—

Он ответил: — Ах, пустяки!

И не надо думать о чуде.

Ведь напрасно делятся люди

На усопших и на живых.

Мне забавно времен смешенье.

Ведь любое наше свершенье

Независимо от времен.

Я ответил: — Может, вы правы,

Но сильнее нету отравы,

Чем привязанность к бытию.

Мы уже дошли до буколик,

Ибо путь наш был слишком горек,

И ужасен с временем спор.

Но есть дней и садов здоровье,

И поэтому я с любовью

Размышляю о том, что есть.

Ничего не прошу у века,

Кроме звания человека,

А бессмертье и так дано.

Если речь идет лишь об этом,

То не стоило быть поэтом.

Жаль, что это мне суждено.

Он ответил: — Да, хорошо вам

Жить при этом мненье готовом,

Не познав сумы и тюрьмы.

Неужели возврат к истокам

Может стать последним итогом

И поить сердца и умы?

Не напрасно ли мы возносим

Силу песен, мудрость ремесел,

Старых празднеств брагу и сыть?

Я не ведаю, как нам быть.

Длилась ночь, пока мы молчали.

Наконец вдали прокричали

Предрассветные петухи.

Гость мой спал, утопая в кресле.

Спали степи, разъезды, рельсы,

Дымы, улицы и дома.

Улялюмов на жестком ложе

Прошептал, терзаясь: — О боже!

И добавил: — Ах, пустяки!

Наконец сновиденья Анны

Задремали, стали туманны,

Растеклись по глади реки.