Праздная суета (Стихотворение великосветского поэта графа Чужеземцева)

(Посвящается автору «La nuit de st.-Sylvestre» {*}

и «Истории двух калош")

{* «Ночь под Новый год» (франц.).- Ред.}

(Перевод с французского)

Был век славный, золотой,

Век журнальной знати,

Все склонялись перед той

Силой нашей рати.

Всё вельможи, важный тон...

Но смешались краски -

И пошли со всех сторон

Мошки свистопляски.

Бородатый демократ

Норовит в Солоны;

Оскорбить, унизить рад

Светские салоны.

Грязь деревни, дымных сел

В повестях выводит,

Обличает кучу зол,

Гласность в моду вводит.

Свел с ума его - Прудон,

Чернышевский с Миллем,

А о нас повсюду он

Пишет грязным стилем.

А глядишь - о, века срам! -

Прогрессистов каста

Без перчаток по гостям

Ходит очень часто.

А глядишь - Прудона друг,

Сочиняя книжки,

Носит вытертый сюртук,

Грязные манишки.

Нас нигде он не щадит,

Отзываясь грубо,

Даже гения не чтит

Графа Соллогуба.

Им давно похоронен

Автор «Тарантаса";

И не шлет ему поклон

Молодая раса.

Где же автор «Двух калош»

С грузом старой ноши?

Нет! теперь уж не найдешь

Ни одной калоши!

Что ж? быть может, Соллогуб

Уступил без бою?

Иль, как старый, мощный дуб,

Был спален грозою?

Нет, он в битвах не бывал,

Не угас в опале;

Но свой гений пробуждал

Вновь в «Пале-Рояле».

Что ж? быть может, наблюдал

Там он русских нравы

И себе приготовлял

Новый путь для славы?

Нет, ему российских муз

Лавры опостыли,

Он в Париже, как француз,

Ставил водевили.

Что ж? быть может, он стяжал

Лавры и на Сене

И Париж его встречал,

Павши на колени?

Нет, и там он как поэт

Не был запевала,

Хоть порой его куплет

Ригольбош певала...

Вот парадный, пышный зал,

Туш, финал из «Цампы»,

Кверху поднятый бокал,

Спичи, люстры, лампы,

И напудренный конгресс

Старичков зеленых,

И старушек - целый лес,

Пышных, набеленных,

Немец-гость, сказавший речь,

Звуки контрабаса

И маститый старец Г,

Автор «Тарантаса».

Дев прекрасных хоровод

В русских сарафанах

И гостей безмолвных взвод

Длинный на диванах.

На эстраде, все в цветах,

В виде панорамы,

С поздравленьем на устах

Дамы, дамы, дамы!

Всё вокруг стола, - гостям,

С гордостью сознанья,

За столом внимает сам

Президент собранья.

Тут парижский виц-поэт

С расстановкой, басом

Спел хозяину куплет

Вслед за контрабасом:

«Не умрешь ты никогда, -

Пел он в длинной оде, -

Ты последняя звезда

На туманном своде,

Ты живой уликой стал

Века чахлым детям...»

И пошел, и распевал,

Верен мыслям этим.

Пел поэт. Весь замер зал...

Стоя за эстрадой,

Я, как все, ему внимал

С тайною отрадой.

О поэт! Ты тот же был

На Неве, на Сене!

И я мысленно твердил:

«Bene, bene, bene!» {*}

{* «Хорошо, хорошо, хорошо!» (Лат.) - Ред.}

В наш немой, пустынный век,

Век без идеала,

Ты единый человек

Старого закала!

1861