Все стихи на одной странице

Дмитрий Минаев

1-е января

Нового года лишь вспыхнет денница,

С раннего часа проснется столица.

В праздничный день никого не смутит,

Стонет ли ветер иль вьюга крутит,

Хлещет ли снегом в лицо непогода -

Всюду на улицах волны народа;

Мчатся кареты то взад, то вперед,

Смело шагает везде пешеход,

Словно с плеча его спала забота,

Словно свершилось великое что-то,

Словно сегодня - не то, что вчера...

Город проснулся и ожил с утра.

Хмурые лица - свежей и пригожей:

Барин в медведях, в тулупе прохожий,

Женщин головки в замерзшем окне...

Только невесело что-то всё мне...

Право, не знаю - от зависти, что ли, -

Только смотреть не могу я без боли

И без досады на праздный народ:

Что же вас тешит? что жизнь вам дает?

Что веселитесь, беснуетесь что вы?

Дай-ка взгляну я на ваши обновы

И, замешавшись в толпе без труда,

Ближе на вас погляжу, господа!

Вот вы скользите по гладкой панели:

Сколько ж обновок на вас, в самом деле!..

Золотом шитый швейцар у дверей,

Яркие канты потертых ливрей,

Кружева модниц, рубины булавок, -

Вот и герои Милютиных лавок,

Баловни счастья и щедрой судьбы...

Как металлически светят их лбы!

В лицах читаешь всю важность их целей:

«Устриц бы свежих, да свежих камелий!..»

Блеском нарядов смущается глаз -

Бархат, и соболь, и мягкий атлас,

Только ходи да записывай цены...

Моды столичной гуляют манкены,

И усмиряет капризный мой сплин

Выставка женщин, детей и мужчин.

Долго портные, модистки, торговки

Шили им к празднику эти обновки;

Жаль, что не шьют они новых идей -

Вот бы примерить на этих людей,

В мысли здоровой дать лучшую моду -

Как бы пристало-то к новому году!

Право, пристало бы... но, говорят:

Нам не к лицу незнакомый наряд...

Дальше смотрю я... фельдъегерь несется,

В ветхой шинельке чиновник плетется,

Тащит под мышкой старуха салоп,

Ванька, качаясь, заехал в сугроб,

И пред толпой разодетой, богатой

Тянет шарманка мотив «Травиаты»,

Плачет в сказанье каких-то потерь...

Вот и питейного здания дверь.

Дровни подъехали, словно украдкой,

Пар от мороза стоит над лошадкой,

Входит в питейный, с оглядкой, бедняк,

Чтоб, заложив свой последний армяк,

Выпить под праздник, забыться немного:

Завтра опять трудовая дорога,

Серые будни и ночи без сна.

Как не хватить зеленова вина!..

Тут, одержим публицистики бесом,

Думал смутить бедняка я прогрессом,

Думал блестящий прочесть монолог:

«Пьянство-де страшный, великий порок,

Нового дела приспела минута...»

Но посмотрел - и замолк почему-то

И, как пристыженный школьник иной,

С новой досадой побрел я домой.

1862

6 августа 1880 (Раздумье ретрограда)

Про порядки новые

Подтвердились слухи:

Августа шестого я

Был совсем не в духе,

И меня коробили

Ликованья в прессе:

Ей perpetuum mobile {*}

{* Вечное движение (лат.). - Ред.}

Грезится в прогрессе...

Плача от уныния

И по той причине

Окуляры синие

Надевая ныне,

С чувством содрогания

Я убит был просто

Упраздненьем здания

У Цепного моста.

Учрежденья старые -

Их ломать мы падки -

Возбуждают ярые

Общие нападки

Лишь по малодушию

Либеральной клики,

И с тоской я слушаю

Радостные крики,

Толки суемудрые...

Всюду лица блещут,

Даже среброкудрые

Старцы рукоплещут;

Но без колебания

Нравственного роста

Можно ль жить без здания

У Цепного моста?

Истина давнишняя

Есть в подобном роде:

Пугало - не лишняя

Штука в огороде.

Пугало единое

Держит в вечном страхе

Царство воробьиное.

Люди ж - вертопрахи,

С воробьями схожие.

В страхе - их спасенье;

А теперь прохожие

Без сердцебиенья

И без трепетания,

Как в саду у Роста,

Ходят мимо здания

У Цепного моста.

А давно ль - не надо ли

Повторять нам детям! -

Сами шапки падали

Перед зданьем этим;

Мысли нецензурные

Прорывались редко;

Радикалы бурные -

И у них есть сметка -

Фразу их любимую

Повторяли людям

С резкой пантомимою:

«Все, дескать, там будем!»

Я же в назидание

Внукам до погоста

Буду славить здание

У Цепного моста.

Днем иль в ночи звездные

По Фонтанке еду, -

Зданье мне любезное

Увидав, беседу

Завожу с ним нежную,

Не реву едва я,

С грустью безнадежною

Головой кивая.

Сердце разрывается

У меня на части,

Дух же возмущается...

Впрочем, хоть отчасти,

Два иль три издания,

Стоящие тоста,

Заменяют здание

У Цепного моста.

1880

<Н. П. Р-п-ву>

Когда-то, милые друзья,

Среди студенческого пенья

С сознаньем вторил вам и я:

«Вперед без страха и сомненья!»

Я снова петь готов «вперед!»

Иным, грядущим поколеньям,

Но страх в груди моей живет,

И мысль отравлена сомненьем.

1870

N. N. (Он знает, где зимуют раки...)

Он знает, где зимуют раки,

Как кошки, видит всё во мраке

И, чуя носом капитал,

Пришел, увидел и украл.

1887

А. Майкову и Ф. Бергу, ставшим постоянными сотрудниками детского журнала Дело и отдых

Вы правы, милые певцы!

Всё изменяется на свете:

Не признавали вас _отцы_,

Так, может быть, признают _дети_.

1865

Академическое предание

(Из хроник Академии художеств)

Возвратись из села,

Где, не ведая зла,

Спал художник до наших времен,

Сей угрюмый старик

Надевает парик,

И спешит в Академию он.

Не огромный этюд -

До этюдов ли тут! -

Отставной академик несет.

Не несет на эффект

Превосходный проект -

Плод упорных и долгих работ.

Но с туманным лицом

Пред знакомым крыльцом

Он вздохнул, покачав головой;

Весь он пылью покрыт.

Лишь в кармане торчит

Карандаш двадцатифутовой.

Вот по залам идет,

И бежит с него пот,

Точно в душу закрался недуг;

Пред картиною Ге 1

Он в здоровой ноге

Боль подагры почувствовал вдруг.

Побледнев и дрожа

(Видят все сторожа),

Он изрек, задыхаясь от слез:

«Даже в землю славян

Ты, проклятый Ренан 2,

Непотребные мысли занес!..

О, разврат! О, содом!» -

И глядит он кругом,

Он знакомого стража зовет,

И седой инвалид,

Что у двери стоит,

На призыв его, молча, идет.

- «Объясни же мне, страж,

Я забрался куда ж?

Зала эта - не та, что была...

Пусть ты несколько прост,

Пусть высокий твой рост

В три погибели старость свела,

Но - я вижу - душа

У тебя хороша,

Лжи не знает твой честный язык.

Расскажи же сейчас,

Что случилось у вас?

Расскажи мне всю правду, старик!»

- «Что сказать! Как всегда

И в былые года,

Значит, выставку нонче стерег,

Да смотрел на господ,

Чтоб никто в этот год

Тут в калошах шататься не мог.

Аж измучился весь...

А об выставке здесь

Много толков наслышался... Что ж!..

Все пустая молва!

И шальные слова

Я давно уж не ставлю и в грош.

Вот Отела у всех

Был здесь поднят на смех,

А картина, как есть,- первый сорт,

Аль вон та, у окна -

(Литовченки она) 3,

Где за барышней гонится черт.

Все смеялись... Эге!.

Чем же хуже он Ге?

И чему тут дивилась толпа?

И разинувши рот,

Собирался народ?..

Значит, публика стала глупа...

И художников нет.

Был у нас здесь совет,

Рассуждать собирались не раз.

Для программ, говорят,

Вот для наших ребят,

Что с натурщиком шляются в класс.

Без задачи нельзя ж!..

Каждый пустится в блажь

И начальство сконфузит - поди!

Знаю я,- хоть солдат: -

То пиши, что велят,

Как указано, кистью води.

Заседает совет,

Думал долго, аль нет,

Но придумал же штуку - и вот

Всем поставил на вид:

Так и так, говорит,

Напишите, примерно, развод.

Чтобы был на плацу

Молодец к молодцу,

И «уру» все кричали зараз...

Вот придуман чертеж

И зовут молодежь

Получать от начальства заказ.

И стряслась тут беда.

Собрались господа

(Всем им, значит, писать на медаль),

Все стоят да молчат,

А один депутат

Стал вперед да и вывел мораль.

Дескать, видите ль, нам

Не угодно программ,

Сами выберем... как бишь... сюжет.

По заказу опять

Не хотим мы писать

И отставки представим в совет.

Все и эдак и так,

Но тринадцать бумаг

Молодежь от себя подает,

И из залы потом

Все тринадцать гуртом

Вышли вон да и марш из ворот.

Весь совет онемел.

Даже я побледнел

И стоял у дверей сам не свой;

Точно дюжина львов,

Б[руни] 4, В[ен]иг 5 и Л[ьв]ов 6

Заревели и подняли вой.

А профессор наш Т[о]н 7

Говорить стал не в тон,

Кто ж оказии эдакой ждал!..»

- «Нет, безумный старик,

Лжет твой старый язык -

Ты неправду одну рассказал.

От конкурсных картин

Ученик ни один

Отказаться не смеет теперь,

Он не может уйти,

Не собьется с пути.

Не дерзнет рассуждать он, поверь».

- «Нет, не чудилось мне,

Я стоял при огне -

В коридоре горят фонари;

Все художники вкруг

Собралися - и вдруг

Разбрелись по домам до зари».

---

За Невою есть дом,

Заколочен кругом,

Точно гроб позабытый стоит;

Престарелый народ

В этом доме живет

И дичится людей и молчит.

Этот дом, чей же он?

Кто с давнишних времен

В нем живет и не выйдет на свет?

То - завещанный нам

Академии храм,

То - его одинокий совет.

__________________________

1 Н. Н. Ге (1831-1894) - русский художник.

2 Э. Ж. Ренан (1823-1892) - французский историк религии, философ-идеалист.

3 А. Д. Литовченко (1835-1890) - художник, участник группы «передвижников».

4 Ф. А. Бруни (1799-1875) - художник, ректор Академии художеств по отделу живописи и ваяния.

5 К. Б. Вениг (1830-1908) - профессор портретной живописи Академии художеств.

6 А. Ф. Львов (1820-1895) - конференц-секретарь Академии художеств.

7 К. А. Тон (1794-1881) - профессор Академии художеств.

Александрийскому театру

Мировой судья Трофимов за известные деянья

Скоро будет вместо штрафа иль другого наказанья

Приговаривать виновных всех спектакля на два, на три,

Чтоб виновный до конца их в этом высидел театре.

1878

Аналогия стихотворца

«Я - новый Байрон!» - так кругом

Ты о себе провозглашаешь.

Согласен в том:

Поэт Британии был хром,

А ты - в стихах своих хромаешь.

1865

Артисту-любителю

«Служителем искусства» постоянно

Ты, милый мой, привык себя считать.

Что ты «служитель» - это мне не странно,

Но об искусстве-то зачем упоминать?..

1871

Ах, где та сторона...

Ах, где та сторона,

Где был нем сатана

Века?

Где знавал стар и млад

Наизусть «Аммалат-

Бека»?

Где наш ярый прогресс

Был для всех темный лес, -

Братцы,

И всю Русь обучал

Дед Кайданов, как знал -

Вкратце;

В одах ставил поэт

Вместо Феба в куплет -

Фебус,

А князь Рюрик не мнил,

Что в науке он был -

Ребус;

Не пугались мы мглы,

Не стучали столы

Юма,

Гласность в люльке спала,

Хоть и с гласным была

Дума;

Акций бурный поток

Вырывать нам не мог

Ямы,

И на свой идеал

Новый Нестор писал

Драмы;

Не смущались умы,

Как пел Глинка псалмы

Слёзно,

И нас трагик пленял,

Как порой завывал

Грозно;

К преньям гласным суда

Мы не были когда

Падки,

И с крестьян становой

Драл весной и зимой

Взятки;

Взятки были в ходу,

Жил исправник в ладу

С роком,

Зимний ветер не знал,

Что Невой он гулял

Боком;*

Дни, когда нашу речь

Муж грамматики - Греч

Правил,

А Булгарин Фаддей

Сильных мира людей

Славил.

В этот век золотой

Наш смущали покой

Реже.

Где же та сторона?

Други! те времена

Где же?

___

* См. стихотворение Случевского:

Ходит ветер избочась

Вдоль Невы широкой...

1860

Б. М<аркеви>чу (На днях, влача с собой огромных два портсака...)

На днях, влача с собой огромных два портсака,

Приплелся он в вокзал; с лица струился пот...

«Ему не донести!» - вкруг сожалел народ,

И только лишь какой-то забияка

Сказал: «Не беспокойтесь - _донесет_!..»

1879 или 1880

Бал

Залит бал волнами света;

Благовонием нагрета,

Зала млеет, как букет.

Упоительно-небрежно,

Зажигательно-мятежно

Ноет скрипка и кларнет.

В вихре звуков, в море жара,

С сладострастием угара

В вальс скользит за парой пара,

Опьянения полна,

В ураган огнепалящий,

Душу пламенем мутящий,

Волканически летящий,

Грудь взрывающий до дна.

Вот она, царица бала:

Раздраженная смычком,

Быстро сбросив покрывало,

В танце бешеном летала,

Припадя ко мне плечом.

Кудри змеями сбегали,

Волновались, трепетали

И, играя предо мной,

По щекам меня хлестали

Ароматною волной.

Мы неслись - мелькали люди,

Ряд колонн и ряд гостей,

Фермуары, плечи, груди,

Лампы, люстры, блеск свечей,

Косы, жемчуг, бриллианты,

Дымки, кружева, атлас,

Банты, франты, аксельбанты

И алмаз горящих глаз.

Мы неслись - кружилась зала,

Я дрожал, как кровный конь,

Весь был жар я, весь огонь,

В жилах лава пробегала,

И корсет ей прожигала

Воспаленная ладонь.

1860

Безымённому журналисту

Сразить могу тебя без всякого усилья,

Журнальный паразит:

Скажу, кто ты и как твоя фамилья,

И ты - убит.

1868

Блудные дети

Когда пред нами в образах поэта

Под серым небом бедных деревень

Встает народ, несущий ночь и день

Тяжелый крест, - до слез картина эта

Нас трогает... Дивит нас, сельский люд,

Порою доводя до умиленья,

Твое неистощимое терпенье,

Безропотность и бесконечный труд,

И сердце в нас становится моложе

От грустных нот певца, и наконец,

Отзывчивые нервы растревожа,

Мы сами плачем, как певец,

И чувствуем, что связаны судьбою

С тобой, народ, что кровна эта связь...

Потом, вполне довольные собою,

Чувствительностью собственной гордясь,

Как практики сухие по природе,

Среди забот и наших личных нужд

Позабываем скоро о народе,

Который нам на самом деле чужд.

Так блудный сын, усталый от разврата,

В минуту светлую, чтоб успокоить мать,

Клянется всем, что дорого и свято

Еще ему, иную жизнь начать;

Клянется на коленях он, с рыданьем -

Загладить прошлое бесславие и стыд...

Потом, очистив совесть покаяньем,

Опять на оргию полночную бежит.

1880

Боборыкину в роли Чацкого

Карету мне, карету!

«Горе от ума», акт IV

На сцене видя пьесу эту,

Я об одном лишь плакал факте,

Что Боборыкину карету

Не предложили в первом акте.

1864

В альбом русской барыне

Я люблю тебя во всем:

. . . . . . . . . . . . .

В бальном, газовом наряде,

В море кружев, блонд и роз,

В дымной кухне, на эстраде,

В цирке, шумном маскараде,

В зной и холод и мороз...

За клавишами рояля,

За тарелкой жирных щей,

За романами Феваля,

Дома, в людях, меж гостей.

В каждом звуке, в каждом взоре,

В яркой россыпи речей,

В споре важном, милом вздоре

О погоде, об узоре,

Об игре без козырей.

В преферансе, танце, пляске,

В драке с девкой крепостной,

В море слез, в потоках ласки,

В сарафане и повязке -

Ты всесильна надо мной.

1859

В альбом, Круппу-младшему, приехавшему в Петербург

Ем ли суп из манных круп

Или конский вижу круп -

Мне на ум приходит Крупп,

А за ним - большая масса,

Груда «пушечного мяса»...

Ах, да будет не тернист

Путь такого человека:

Он великий гуманист

Девятнадцатого века!

1880

В кругу друзей у камелька...

В кругу друзей у камелька

Уселся старичок,

И льются речи старика,

Как в поле ручеек.

О прошлых днях он вспоминал,

Скрывая тайный вздох:

«Друзья! людей я умных знал,

Хоть сам был очень плох.

Карамзина я знал, как вас, -

Не счесть его услуг,

Хоть Николай Михайлыч раз

Сказал: «ты глуп, мой друг».

В те дни, скажу без дальних слов,

Известность я стяжал:

В карикатурах сам Брюллов

Меня изображал.

Я сам ходил к Ростопчиной,

Хотя меня потом

Она - нельзя ж мешать больной! -

И не пускала в дом.

В одном приятельском кругу

С Жуковским говорил:

Меня он принял за слугу

И квасу попросил.

Меня почтил своим стихом

Сам Пушкин, наш певец:

«Люблю тебя, сосед Пахом»... {1}

Я позабыл конец.

Меня обедать Дельвиг ждал

И всех смешил до слез:

Из хлеба шарики катал

И их бросал мне в нос.

Я с Соколовским {2} вместе пил.

Отличный был пиит!

Меня однажды он прибил -

Ну, бог его простит.

Булгарин! С ним я до зари

Играл однажды в вист...

Булгарин, что ни говори,

Был честный публицист.

Сам Грибоедов мне сказал,

Вот так же у огня,

Что он Молчалина списал

С меня, друзья, с меня!

Барон Брамбеус, как родной,

Снимал мне свой картуз

И хоть смеялся надо мной,

Но этим я горжусь.

Я был и с Гоголем знаком,

Ценю такую роль:

Он как-то в цирке каблуком

Мне отдавил мозоль.

Когда, хилея день от дня,

Я ездил на Кавказ,

Там встретил Лермонтов меня,

Обрызгал грязью раз;

Любил трунить и Полевой,

Застав меня врасплох...

Всё это люди с головой,

И я пред ними - плох.

Панаев был мой ученик,

Хоть говорят враги,

Он осмеял и мой парик

И с скрыпом сапоги.

Теперь иные времена,

Куда ни погляжу -

Везде иные имена

В журналах нахожу,

Но я уж стар, почти без ног,

Знакомых новых нет -

И даже я достать не мог

Хоть Лейкина портрет.

1 Известная эпиграмма Пушкина, которая кончается так:

Люблю тебя, сосед Пахом:

Ты просто глуп - и слава богу!

2 Покойный автор «Мироздания».

1865

В ресторане ел суп сидя я...

В ресторане ел суп сидя я,

Суп был сладок, как субсидия,

О которой сплю и думаю,

Соблазняем круглой суммою.

1865 (?)

В стихах и в прозе, меньший брат...

В стихах и в прозе, меньший брат,

Мы о судьбе твоей кричали;

О, в честь тебе каких тирад

Мы в кабинетах не слагали!

А там, среди убогих хат,

За лямкой, в темном сеновале,

Всё те же жалобы звучат

И песни, полные печали.

Всё та же бедность мужиков;

Всё так же в лютые морозы,

В глухую ночь, под вой волков

Полями тянутся обозы...

Терпенье то же, те же слезы...

Хлеб не растет от нашей прозы,

Не дешевеет от стихов.

1870

В Финляндии

Область рифм - моя стихия,

И легко пишу стихи я;

Без раздумья, без отсрочки

Я бегу к строке от строчки,

Даже к финским скалам бурым

Обращаясь с каламбуром.

1876

В. Кокорев

Вот имя славное. С дней откупов известно

Оно у нас, - весь край в свидетели зову;

В те дни и петухи кричали повсеместно:

Ко-ко-ре-ву!!.

1884

В. П. Буренину (По Невскому бежит собака...)

По Невскому бежит собака,

За ней Буренин, тих и мил...

Городовой, смотри, однако,

Чтоб он ее не укусил.

1888

В. Якобий (Портрет г-жи Р-сой)

Так много таланта и чувства

Потрачено, но, скажем прямо:

Атласному платью реклама

Едва ли есть дело искусства.

1877

Вестнику Европы

Сплин нагоняющий, усердный, как пчела,

Об аккуратности единой он хлопочет,

Всегда выходит первого числа,

Но век опередить на час один не хочет.

1883

Вик. Крылову

Обзавестись в преклонные года

Ты можешь внуками, но всё же никогда

Не будешь _дедушкой Крыловым_. Перемены

Такой не жди, покорствуя судьбе,

Придется целый век прожить тебе

_В племянниках_... у невской Мельпомены.

1887 или 1888

Вильяму Шекспиру от Михаила Бурбонова

Любезный друг Шекспир, талантлив ты - не спорим,

Тебе соперников не часто я встречал,

Но всё же, признаюсь, с большим смотрю я горем,

Какую ложную дорогу ты избрал.

Ты слишком горд, Шекспир, друзей забыл советы:

Тебе б всё древний мир, старинных хроник тьма,

Где лишь какие-то Отелло да Макбеты

Иль датский принц, спрыгнувший вдруг с ума.

Дай лучше драму нам, без всяких дальних споров,

Военный быт рисуй, жизнь лагеря раскрой,

Где б на коне скакал великий наш Суворов

И манием руки за строем двигал строй.

Ты вместо Дездемон, Корделий и Офелий,

Без деклараторских ходулей и прикрас,

На сцену выведи Ефремовских камелий -

Тогда, тогда, Шекспир, почтут тебя у нас.

1863

Во сне

В полдневный жар на даче Безбородко

С «Беседой Русскою» лежал недвижно я.

Был полдень жгуч, струился воздух кротко,

Баюкая меня.

Лежал один под тенью я балкона,

Немая тишь сковала всё кругом,

И солнце жгло отвесно с небосклона -

И спал я мертвым сном.

И снилось мне - большое заседанье

Любителей Словесности в Москве,

В кафтанах, в охабнях - творящих заклинанье

Журналам на Неве.

Пред капищем славянских истуканов

Там Лонгинов могилу мрачно рыл:

Да лягут в ней Елагин, Селиванов -

Ликуй, славянофил!

Тогда зажглась в душе моей тревога,

И в полусне прозрела мысль моя,

И видел я, что за два некролога

Там в члены выбран я.

1860

Война и мир. Подражание Лермонтову (Бородино) и графу Льву Толстому (Война и мир)

Толстому ("Война и мир")

- Скажи-ка, дядя, без утайки,

Как из Москвы французов шайки,

Одетых в женские фуфайки,

Вы гнали на ходу.

Ведь если верить Льву Толстому,

Переходя от тома к тому

Его романа, - никакому

Не подвергались мы погрому

В двенадцатом году.

Какой был дух в Наполеоне

И были ль мы при нем в загоне,

Нам показал как на ладони

В романе Лев Толстой.

Тогда славяне жили тихо,

Постилась каждая купчиха...

Но чтоб крестьян пороли лихо,

Застенки были, Салтычиха... {2}

Всё это слух пустой.

- Да, были люди в наши годы,

Не мелкой нынешней породы:

В дни мира - гордые Немвроды,

Богатыри в войне...

_Ростов_ - звезда всей молодежи,

_Андрей Болконский_ - диво тоже,

_Безухой_ - член масонской ложи,

_Денисов, Долохов_... {3} О боже,

Их вспомнить любо мне!..

Нам Бонапарт грозил сурово,

А мы кутили образцово,

Влюблялись в барышень Ростова,

Сводили их с ума...

_Безухой_ прочь погнал супругу,

Послал картельный вызов другу

И, друга ранивши, с испугу

Едва совсем не спился с кругу...

Но вот пришла зима.

Войска французов шли в тумане.

Мы отступали... Ведь заране,

Как говорится в алкоране,

Наш рок определен.

Бояться ль нам Наполеона?

Что значат званья, оборона?..

Лежит над миром, как попона,

Лишь «_власть стихийного закона_»... {4}

Так что Наполеон?

Но вот и войско Бонапарта:

«Посмотрим мы, какой в вас жар-то!..»

(Того сражения ландкарта

В «Войне и мире» есть...)

_Безухой_, главный член романа,

Явился в поле утром рано

И стал смотреть из шарабана: {5}

Полна французами поляна,

И всех врагов не счесть...

Под ранним солнцем блещут ружья...

С _Безухим_ не было оружья.

Подумал он: «И так ведь дюж я,

Неустрашим, как слон...»

Пред ним, как пестрый ряд игрушек,

Мелькали в поле сотни пушек,

Палаток множество верхушек:

В одной палатке, средь подушек,

Лежал Наполеон.

Нетерпеливость обнаружа,

Он мыслил: «Русских угощу же!..

Лишь только б насморк не был хуже, {6}

Я тотчас двину рать,

Мюрата с конницею ходкой,

И будет мне Москва находкой...»

И корсиканец этот кроткий

Себе всю спину жесткой щеткой

Велел вдруг растирать. {7}

Два дня мы были в перестрелке,

С врагом играли, как в горелки;

Стрелки шныряли, словно белки,

И прятались во рву.

_Денисов_ так вошел в охоту:

«О, дайте мне одну лишь роту,

И всю французскую пехоту

Я разобью сейчас с налету,

На части перерву...» {8}

Французский лагерь был в тревоге,

Что промочил в ненастье ноги,

Ступивши в лужу на дороге,

Их «маленький капрал»...

У нас же в войске - смех и шутки,

Да раздавались прибаутки:

«Французы вымокли, как утки,

И Бонапарт раз двести в сутки

Чихать от страха стал!..»

На третий день сошлись два стана.

Раздался грохот барабана...

Взглянуло солнце из тумана

На Бородинский бой.

_Безухой_ был в сраженьи этом

Одет легко, как будто летом:

Вооружась одним лорнетом,

Он любовался, как балетом,

Военною стрельбой.

Средь пушек, касок, пик, фуражек,

Блестящих блях, стволов и пряжек:

«Вот так веселенький пейзажик! -

Сказал Безухой Пьер. -

Стрелки французские не метки

(_Шасспо_ не знали наши предки),

Но всё ж годятся для виньетки

В иллюстрированной газетке,

Хоть в «Искре», например...» {9}

Ну ж был денек!.. В дыму сраженья,

Конечно, общего движенья,

Победы или пораженья

Нам рассмотреть нет сил {10}.

Война свирепа, как Медуза;

Ее описывать - обуза,

И здесь моя робеет муза...

Лишь видно было, как француза

_Безухой_ князь душил,

Как, распростертый у лафета,

Лежал солдат один да где-то,

На возвышеньи, у пикета,

Чихал Наполеон...

Как в бенефис к ногам актера

Летят букеты для фурора,

Летели ядра очень скоро,

Но все кричали вместо «фора»

«Ура!» со всех сторон.

Так бились, верно, только в Трое.

Но уцелели в русском строе

Романа славные герои,

Не смяли их враги.

Себя для «_пятой части_» {11} холя,

Они в Москву вернулись с поля,

Лишь только князя Анатоля

Постигла в битве злая доля:

Лишился он ноги.

Вот смерклось... Тел кровавых груду

Наполеон встречал повсюду

И проклинал свою простуду:

«Мой насморк ввел в беду!»

Горнисты громко затрубили,

И - басурманы отступили...

Так, по сказанью новой были,

Мы неприятеля разбили

В двенадцатом году.

Да, были люди в наши годы!..

И будут помнить все народы,

Что от одной дурной погоды,

Ниспосланной судьбой,

Пал Бонапарт, не вставши снова,

И пал от насморка пустого...

Не будь романа Льва Толстого,

Мы не судили б так толково

Про Бородинский бой!

1868

Вопрос

Послушать вас - вам все сродни на свете.

Заговорят случайно о Гамбетте -

Окажется Гамбетта ваш confrere {*};

{* Собрат (франц.). - Ред.}

Рошфор - ваш кум, граф Бисмарк - друг

завзятый,

Гюго - земляк, и однокашник - Тьер,

И, кажется, сродни немножко Пий IX.

Везде у вас друзья - их сорок сороков -

В Париже, в Лондоне, в Берлине и в Мадриде,

И вертится вопрос у ваших земляков:

Как вам приходится, пожалуйста, скажите,

Знакомец наш всеобщий - Хлестаков?

1871

Газете День

«Дню» мадригала лучше нет:

«Ни день, ни ночь, ни мрак, ни свет».

1861 или 1862

Гражданские мотивы. В глухую ночь я шел Коломной...

В глухую ночь я шел Коломной,

Дождь лил, и ветер с ног сбивал;

Один вопрос головоломный

Меня дорогою смущал:

«Я так устал... идти далеко...

Но как извозчика найму,

Не заслужив за то упрека

В неуважении к нему?»

Иду. «Наймите, что ли, барин!

Возьму двугривенный один».

- «Нет, милый друг мой, - благодарен:

Как я - ты тоже гражданин.

Могу с тобой я покалякать!

Ты брат нам всем, - но для чего ж

В такую ночь, в такую слякоть

Меня ты, друг мой, повезешь?

Тебе, как мне, нужна свобода,

Ступай домой - ты весь продрог».

Проговорив такого рода

Красноречивый монолог,

Побрел я площадью пустынной;

Уныло Ванька крикнул вслед:

«Ну дайте хоть пятиалтынный!»

Но я шепнул гуманно: «Нет».

1863 или 1864

Гражданские мотивы. Солнце весны улыбается кротко...

Я не Пятковский, а другой

Еще неведомый избранник...

Солнце весны улыбается кротко.

В сердце усталом тоска:

Верно, когда-нибудь злая чахотка

Гонит долой с чердака.

В поле всех манит румяное лето -

Мысль моя бродит во тьме:

Где-нибудь, верно, без ласк, без привета

Узник томится в тюрьме.

Ветер осенний проносится, плача, -

Ужасом скорчен мой рот:

Бьет тебя палкой, несчастная кляча,

Грубый фургонщик-деспот.

Зимнею ночью скорблю я: дика ты,

Нашей планеты судьба!

Господи! скоро ли южные штаты

Снимут ошейник с раба?..

1863 или 1864

Грозный акт

У редактора газеты,

Злой противницы движенья,

Собрались друзья по зову

Для совета в воскресенье.

Уж давно редактор смелый

И сотрудники газеты

Встречу юного прогресса

Слали грозные ответы;

Уж давно они где можно

Порицали дружным хором

Наше время, век растленный -

И проклятьем и позором

Всё клеймили; в их «Беседе»

Дон-Кихоты тьмы кромешной

Проповедовали с жаром

Аскетизма путь безгрешный,

Дух терпенья и молчанья...

Но теории прекрасной

Тех новейших публицистов

Не внимал наш век ужасный.

И к редактору «Беседы»

Приглашенные собратья

Собрались, чтобы услышать

Акт торжественный проклятья,

Акт проклятья громогласный

Окаянному прогрессу,

Людям нового развитья -

Всем служащим века бесу.

Собралося заседанье

И внимало с умиленьем,

Как редактор, жрец премудрый,

Им читал акт отлученья.

Волоса назад отбросив,

Став с приличной сану позой,

Начал он, сверкнув очами,

Распаленными угрозой:

«Силой правды и закона,

Силой истин всемогущих

Всех, науки и прогресса

Власть открыто признающих,

Мы клянем и к мукам вечным

Абирона и Дафона

Обрекаем их для казни,

Горьких мук, и слез, и стона.

Мы клянем их именами

Ксенофонта и Фаддея,

И отныне и вовеки

Проклинаем, не жалея:

Всюду, где б их ни застали,

Дома, в клубе, в балагане,

За пером, смычком иль кистью,

В министерстве, в ресторане,

Спящих, бодрствующих, пьющих,

Трапезующих, cacando,

Недугующих, плененных,

Чуть живых... flebotomando.

Проклинаем во всех членах,

В сердце, чреве и глазницах,

В волосах, ногтях и жилах,

В бакенбардах и ресницах...

Всюду их найдет проклятье

И предаст в жилище беса:

Так клянем детей мы блудных

Окаянного прогресса...»

И собратья с дружным плеском

«Так и будет» повторили,

И все подписью формальной

Акт проклятья закрепили.

1860

Две судьбы

Завидуя когда-то

Их счастью бесконечно,

Не мог я знать, конечно,

Что сгибнут без возврата

Они для света оба:

Она - под крышей гроба,

Оплакана чужими,

А он - под небесами

Такими... а какими,

Поймете вы и сами.

Сперва о них тужили,

Сперва их вспоминали,

Но новые печали,

Как тучи, плыли, плыли,

И скоро все забыли

Обоих их невольно...

И нас всех жизнь томила.

Летели дни за днями...

Ее взяла - могила,

Его взяла... Довольно!..

Досказывать как больно -

Поймете вы и сами.

1870

Двое

Я слушал беседу двух старцев в гостиной,

Мой бас превратился в дискант: