Глухая крапива

На утлое бревно,

Подставившее бок

Сентябрьскому неявному теплу,

Присела стрекоза и часто дышит.

В её больших сферических глазах

Задумчивость. Сидим бок о бок.

Мне некуда спешить, ей некуда спешить,

Сидим, и ладно. Всё же иногда

Посматриваю: как там поживает

Моя соседка? И моя соседка

Приподнимает голову с вопросом.

Зачем Колумб Америку открыл?

Оса,

Набегавшись до самоуваженья

И вникнув (или сделав вид, что вникла)

В подробности поверхности ствола,

Блаженно моет морду по-кошачьи.

А рядом дремлет Кáтица-богáр.

Ещё пожарник лапкой чистит ус.

Ещё порой к нам прилетает муха

И тоже греется.

Ещё паук

Выстраивает солнечную сеть

В пространстве между веткою лещины

И нашим общим капищем, бревном.

И сеть свою он строит так лениво,

Так нехотя, что вроде и не знает,

К чему она:

Уж вряд ли для того, чтоб нарушать

Идею ненасильственного мира,

Гармонию не-Ноева ковчега,

Плывущего неведомственным курсом

По воле волн,

По воле волн глухой крапивы.

Посидим на солнышке, будет нам загар,

Принесёт нам хлебушка Катица-богар.

Катица-богар! Катенька-жучок!

Чёрного и белого дай нам на сучок!

Так вот зачем плетётся паутина —

Чтоб в небе полетать,

Чтоб улететь на небо

И хлеба принести всему бревну!

Так вот куда наш ствол, наш утлый плот,

Наш славный чёлн, летучий наш голландец

(«А это, извините, Левитанский». —

«Катитесь вы!»), — так вот, я говорю,

Куда летит безумный наш Икар

По воле волн глухой, как мир, крапивы.

Божия коровка!

Полетим на небо!

Но Катица-богар всё спит да спит.

Зато пожарник

По-прежнему усердно чистит ус:

Пожарники не спят, они — дежурят.

И всё-таки здесь кое-что неясно.

Когда я был моложе лет на сорок,

Пожарников солдатиками звали.

Зачем Колумб Америку открыл?

Зачем и кто

Клопу менять название надумал?

Иль дело в том, что, отслужив свой срок,

Былой солдат в пожарники подался

И ныне служит скромно и бессрочно

Неявственному солнцу сентября,

Идее ненасильственного мира

На поприще неведомственных волн

Глухой крапивы?

1986