Я груши грыз...

Я груши грыз,

          шатался,

               вольничал,

купался в море поутру,

в рубашке пестрой,

               в шляпе войлочной

пил на базаре хванчкару.

Я ездил с женщиною маленькой,

ей летний отдых разрушал,

под олеандрами и мальвами

ее собою раздражал.

Брели художники с палитрами,

орал мацонщик на заре,

и скрипки вечером пиликали

в том ресторане на горе.

Потом дорога билась,

               прядала,

скрипела галькой невпопад,

взвивалась,

     дыбилась

          и падала

с гудящих гор,

          как водопад.

И в тихом утреннем селении,

оставив сена вороха,

нам открывал старик серебряный

играющие ворота.

Потом нас за руки цепляли там,

и все ходило ходуном,

лоснясь хрустящими цыплятами,

мерцая сумрачным вином.

Я брал светящиеся персики

и рог пустой на стол бросал

и с непонятными мне песнями

по-русски плакал и плясал.

И, с чуть дрожащей ниткой жемчуга,

пугливо голову склоня,

смотрела маленькая женщина

на незнакомого меня.

Потом мы снова,

          снова ехали

среди платанов и плюща,

треща зелеными орехами

и море взглядами ища.

Сжимал я губы побелевшие.

Щемило,

     плакало в груди,

и наступало побережие,

и море было впереди.

1956