Поэту

Не подвиг бывает предпринят,

Когда, под влияньем шлеи,

Подумает и отодвинет

Запетую нитку любви.

Он понят. И в нём ничего нет

Такого, чего нет в других.

Он не закричит, не застонет –

Доверчив, сконфужен и тих.

А голос божественно свежий

Бессмыссленно радостных птиц

К нему залетает всё реже,

И он говорит ему: «Цыц!»

Он – странен, как старый крестьянин

Поблизости с конферансье –

Любой пустяковиной ранен

В своём раскалённом житье.

Как карканье древней Кассандры,

Всё – тянет в безвестную тьму,

Всё давит. Хотя оркестранты

Поют славословья ему.

Февраль 1947