Анна Андреевна Ахматова

Я не знаю ни её лица, ни даже имени. Только скорбная, похожая на надломленное деревцо, женщина Альтмана перед моими глазами. Она очень устала, любит замшенные скамейки Царскосельского парка, у неё розовый зябкий какаду. Я не знаю её, но я её знаю лучше поэтов, с которыми прожил годы вместе. Я знаю её привычки и капризы, её комнату и друзей. У других я был в кабинете и в салоне, в опочивальне и в часовне. Она под­пустила к сердцу. Я тоже грешен – у костра её мученической любви грел я тихонько застывшие руки, трижды отрёкшись от Бога. Со страхом глядел я на взлёты подбитой души, – птица с дробинкой, пролетит пять шагов и вновь упадёт. Ах, как за­стыдился бы Леконт де Лиль, увидав обнажённую гусиную кожу души на ветру перед равнодушными прохожими! Впрочем, про­хожие не совсем равнодушны, они покупают «Чётки», и Ахма­това горько жалуется на свою «бесславную славу».

Бессильно повисли руки Ахматовой, и говорит она в себя, как человек, который уж не может требовать и не умеет про­сить. Какую битву проиграл полководец? Отчего после лёгкого «Вечера» и жарких «Чёток» прилетела к ней суровая и снежная «Белая стая»? Для неё любовь была не праздником, не вином веселящим, но насущным хлебом.

«Есть в близости людей заветная черта», и напрасно пыта­лась перейти её Ахматова. Любовь её стала дерзанием, мученическим обмороком. Молодые барышни, милые провинциальные поэтессы, усердно подражающие Ахматовой, не поняли, что значат эти складки у горько сжатого рта. Они пытались при­мерить чёрную шаль, спадающую с чуть сгорбленных плеч, не зная, что примеряют крест.

Для них роковая черта осталась далёкой приятной линией горизонта, декоративными звёздами, о которых мечтают толь­ко астрономы и авиаторы. А Ахматова честно и свято повторила жест Икара и младенца, пытающегося поймать птичку, Прометея и сумасшедшего, пробивающего головой стену своей камеры.

Часто ночью равнодушно гляжу я на полку с длинными ряда­ми милых и волновавших меня прежде книг. За окном ночь, не­обычайная ночь, – жизни нет и нет конца. О чём читать? Разве не исполнилось сказанное, не иссякли пророчества и не упразд­нилось знание? Да, но «любовь не престанет вовек», и я повто­ряю грустные слова гостьи земли, наречённой «Анна». Её стихи можно читать после всех, уже не читая, повторять в бреду.

1919