Я видел сто столиц, да я и сам в столице...

Я видел сто столиц, да я и сам в столице

лет тридцать, но провинциален

я, как апостол Павел, и едва ли

уже смогу перемениться.

Я в детстве жил на первом этаже,

который москвичам не по душе:

на первом жить - им требуется смелость,

но ежели второго не имелось?

Не помню летом я закрытого окна,

дверь на ночь лишь была притворена,

спал, как младенец, в слепоте бесстрашной

провинциальный мир одноэтажный

(сентиментальный мир, немаловажный)...

Но мысль взлетала в купол голубой

затем, что не была подавлена толпой

за неименьем толп. Без них ты гениален,

чему и радуйся, пока провинциален.

Жила-была любовь, и если к ней прибавить

закончившуюся позавчера войну,

весну и глухомань, стихи во сне - судьба ведь!-

неопытность, озноб, днестровскую волну -

получится восторг. Какие ни готовь

подробности потом,- неисправимым буду:

мне навсегда в диковинку любовь

и авиация. Да не привыкну к чуду!

Летать я не рожден, и в самолете,

прошу простить, испытываю стресс;

с недоумением смотрю на стюардесс...

под стать моей незащищенной плоти

дом на земле и в будничной заботе

не высший пилотаж, а пассажирский рейс...

Веселой молодости демон

подталкивал покинуть дом родной...

Под старость, говорят, нам хочется домой;

и я вернулся бы, но где он

тот дом родительский, который звался «мой»?

1988