Огоньки

Посвящается

             Аполлону Александровичу

                      Григорьеву

      По болоту я ржавому еду,

      А за мною, по свежему следу,

Сквозь трясину и тину, по стрелкам густой осоки,

   Кудри на ветер, пляшут кругом огоньки.

      Разгорелись и, в пляске устойкой,

      Оземь бьются они перед тройкой,

То погаснут, то вспыхнут тревожно по темным кустам,

   Будто на смех и страх ошалелым коням.

      Отшарахнулись кони, рванулись;

      Гривы дыбом, и ноздри раздулись:

Чуют, верно, своей необманной побудкой они,

   Что не спросту в болоте зажглися огни...

      Не глядел бы: болотная пляска

      Для меня — только мука и тряска,

И не верю я в душу живую болотных огней;

   И в трясину свою не сманить им коней.

      Знаю их — без покрова и гроба:

      Душит их пододонная злоба,

И честной люд и божий весь мир ненавидят они...

   Погоняй-ка, ямщик!..

                  Но теснятся огни,

      Забегают пред тройкой далече,

      И ведут со мной пошептом речи

На глухом, да понятном и жгучем своем языке:

   «Благовестная тайна горит в огоньке!—

      Говорят... — Всепрощающей силой

      Колыбель примирилась с могилой...

По зажорам, по прорубям, рытвинам, омутам, рвам

   Не придется плясать уже нашим детям.

      Наша мука детей искупила,

      И теперь мы — не темная сила:

Мы надеемся, верим и ждем нашей пытки конца,

      Чтоб зажечься в чертоге у бога-отца».

      По болоту я ржавому еду,

      А за мною, по свежему следу,

Сквозь трясину и тину, по стрелкам густой осоки,

   Кудри на ветер, пляшут кругом огоньки.