Последние минуты

Кончалось всё у нас — поездка и любовь.

Трудились мы в такси над болтовнею вялой,

Что, дескать, может быть, когда-нибудь да вновь

Всё будет ничего, кто знает, а пожалуй,

И очень даже ничего себе!

Так мы обманный ход искали в несудьбе.

На улицу мою — в изогнутый рожок —

Мы плавно по кривой вкатились на машине.

А улицу в тот час закат холодный жег.

Уступы крыш блеснуть всей ржавчиной спешили,

А стены — всем своим чумазым кирпичом...

Под беспощадным розовым лучом

Тянулися ко мне изнывшие в разлуке

Суставы сточных труб, брандмауэры, люки.

И стыдно стало мне, что улицы моей

Не тронул старый лоск, ни современный глянец,

Что неуместнейше ты выглядишь на ней —

Точь-в-точь взыскательный, злорадный иностранец.

И стыдно стало мне, как будто я сама

Так улицу свою нелепо искривила,

И так составила невзрачные дома,

И так закатный луч на них остановила.

Мы вышли из такси, и тотчас, у ворот,

Весенний льдистый вихрь освобожденной пыли

Ударил нам в лицо, пролез и в нос, и в рот...

Окурки трепетно нам ноги облепили,

И запах корюшки нас мигом пропитал,

Чтобы никто уже надежды не питал.

И стыдно стало мне, как будто это я

Тлетворным ветерком в лицо тебе дохнула.

Я дверь в парадную поспешно распахнула —

И стыдно стало мне, что лестница моя

Лет семь не метена и семьдесят не мыта,

Что дверь щербатая и внутренность жилья

Неподготовлены для твоего визита.

И стыдно стало мне за улицу, район,

За город, за страну, за всё мое жилище,

Где жизнь любви — да что?! — любви последний стон

Обставлен быть не мог красивее и чище.

...Когда же ты, в дверях составив мой багаж,

Мне руку целовал с почтением брезгливым,

Как у покойницы; когда же ты, когда ж

Рванулся из дверей движеньем торопливым —

То стыдно стало мне, что слишком налегло

И стиснуло меня пустое приключенье,

Что, в лифте ускользнув, смеешься ты в стекло,

Летучее свое лелея облегченье.

1985