* * *

Словно строфы — недели и дни в Ленинграде,

мне заглавья запомнить хотя б:

   «Прибыл крымский мускат...»

   На исходе пучки виноградин,

   винный запах антоновок сытит октябрь.

Это строфы элегий,

         желтеющих в библиотеках,

опадающих с выступов перистых од:

   «Льды идут на Кронштадт,

   промерзают сибирские реки,

ледоколы готовятся в зимний поход».

………………….

Но такие горячие строки доверить кому нам?

Только руку протянешь —

      обуглится, скорчится — шрам...

Говорю о стихе

       однодневной Кантонской коммуны,

на газетах распластанной по вечерам.

Но сначала — Кантон. И народ, и кумач на просторе;

после РОСТА рыдающая на столбах.

А потом, леденя, в почерневшем свинцовом наборе

отливаются петли, и раны, и храп на губах.

А потом — митингуют, и двор заводской поднимает

на плечах, на бровях,

на мурашках ознобленных рук —

рис, и мясо, и кровли повстанцам Китая,

и протесты,

железом запахшие вдруг...

Декабрь 1927