Триптих 1949 года

1

Я не люблю за мной идущих следом

             по площадям

                     и улицам.

Мой путь –

    мне кажется тогда –

    стремится к бедам:

Скорей дойти до дома

            как–нибудь.

Они в затылок дышат горячо...

    Сейчас положат руку

                на плечо!

Я оглянусь: чужими

            притворятся,

        прохожими...

Но нас не обмануть: к беде –

        к БЕДЕ –

            стремглав

        идет мой путь.

О, только бы: скорей. Домой.

                        Укрыться.

    Дойти и запереться

                и вернуться.

Во что угодно сразу

            погрузиться:

    в вино!

        в заботы!

    в бесполезный труд...

Но вот уж много дней,

            как даже дома

меня не покидает страх

                знакомый,

    что по Следам

            Идущие –

        придут.

      2

Не будет дома

        или будет дом

и легче будет

        иль еще печальней –

об этом годе расскажу потом,

о том, как стало

        ничего не жаль мне.

Не жаль стареть.

Не жаль тебя терять.

Зачем мне красота, любовь

                и дом уютный, –

затем, чтобы молчать?

Не–ет, не молчать, а лгать.

Лгать и дрожать ежеминутно.

Лгать и дрожать:

    а вдруг – не так солгу?

И сразу – унизительная кара.

Нет. Больше не хочу и не могу.

Сама погибну.

Подло – ждать удара!

Не женское занятье: пить вино,

    по кабакам шататься в одиночку.

Но я – пила.

        Мне стало все равно:

продлится ли позорная отсрочка.

    Мне только слез твоих

            последних жаль,

в то воскресенье,

         в темный день погони,

когда разлуки каторжная даль

        открылась мне –

ясней, чем на ладони...

Как плакал ты!

        Последний в мире свет

             мне хлынул в душу –

        слез твоих сиянье!

Молитвы нет такой

            и песни нет,

чтобы воспеть во мне

        твое рыданье.

Но... Даже их мне не дают воспеть...

В проклятой немоте изнемогаю...

И странно знать,

        что вот придет другая,

чтобы тебе с лица их утереть...

Живу – тишком.

Живу – едва дыша.

Припоминая, вижу – повсеместно

          следы свои оставила душа:

то болью, то доверием, то песней...

Их время и сомненье не сотрет,

не облегчить их никаким побегом,

  их тут же обнаружит

    и придет

      и уведет меня –

         Идущий Следом...

Осень 1949

             3

Я не люблю звонков по телефону,

когда за ними разговора нет.

«Кто говорит? Я слушаю!»

                    В ответ

молчание и гул, подобный стону.

Кто позвонил и испугался вдруг,

кто замолчал за комнатной стеною?

«Далекий мой,

        желанный,

            верный друг,

не ты ли смолк? Нет, говори со мною!

Одною скорбью мы разлучены,

одной безмолвной скованы печалью,

и все–таки средь этой тишины

поговорим... Нельзя, чтоб мы молчали!»

А может быть, звонил мой давний враг?

Хотел узнать, я дома иль не дома?

И вот, услышав голос мой знакомый,

спокоен стал и отошел на шаг.

Нет, я скрываться не хочу, не тщусь.

Я всем открыта, точно домочадцам...

Но так привыкла с домом я прощаться,

что, уходя, забуду – не прощусь.

Разлука никакая не страшна:

я знаю – я со всеми, не одна...

Но, господи, как одиноко вдруг,

когда такой настигнут тишиною...

Кто б ни был ты,

        мой враг или мой друг, –

я слушаю! Заговори со мною!

1949