* * *

Я тайно и горько ревную,

угрюмую думу тая:

тебе бы, наверно, иную –

светлей и отрадней, чем я...

За мною такие утраты

и столько любимых могил!

Пред ними я так виновата,

что если б ты знал – не простил.

Я стала так редко смеяться,

так злобно порою шутить,

что люди со мною боятся

о счастье своем говорить.

Недаром во время беседы,

смолкая, глаза отвожу,

как будто по тайному следу

далеко одна ухожу.

Туда, где ни мрака, ни света –

сырая рассветная дрожь...

И ты окликаешь: «Ну, где ты?»

О, знал бы, откуда зовешь!

Еще ты не знаешь, что будут

такие минуты, когда

тебе не откликнусь оттуда,

назад не вернусь никогда.

Я тайно и горько ревную,

но ты погоди – не покинь.

Тебе бы меня, но иную,

не знавшую этих пустынь:

до этого смертного лета,

когда повстречалися мы,

до горестной славы, до этой

полсердца отнявшей зимы.

Подумать – и точно осколок,

горя, шевельнется в груди...

Я стану простой и веселой –

тверди ж мне, что любишь, тверди!

1947