Баку, февраль 1990 г.

Что тут точить лясы, глядя издалека? –

На улице валяется оторванная рука.

Все вокруг перерыли следователи, врачи.

Он или ушел... или – сгорел наподобье свечи.

Проходят дни, недели, напряженные, как века.

На свадьбе иль новоселье мне видится эта рука.

В советском большом учрежденье и в сумраке кабака,

у милой моей на колене светится эта рука.

Кем был – рабочим, поэтом? Пел песни, творил намаз?

Как будто бы с того света он смотрит сейчас на нас.

И я своею рукою гладя жену или огонь,

как будто на ледяное кладу чужую ладонь.

Наверное, она любила по скрипке водить смычком.

Камни в карьере била. Пиалу  брала с молоком.

Ты где, мой брат неизвестный? В дым превратился, в туман?

Прячешься в роще с невестой? Или ушел в Иран?

Ты где, мой брат запропавший?.. Мне кажется, эта рука

стала рукою пашни, полночного ветерка...

Откуда такое несчастье7 Во всем виновата ложь?

Хотел человек причесаться... подумали – вскинул нож.

Он руки воздел: «О звезды!..» – ни звезд, ни виновных нет.

Хотел указать на розы... подумали – пистолет!

Проходит танк на рассвете. Патруль на каждом углу.

И страшно на белом свете, как будто и я умру.

Хоть я невиновен, про это мне говорит тишина.

Я завтра уеду, уеду... Останусь опять дотемна.

Мне этот безрукий снится. Останусь, глотая стыд.

Друг другу пока не приснимся. Пока он меня не простит.

Напиться охота, упиться, когда и сквозь облака

с громом: «Убийцы, убийцы!..» – вытягивается рука!

Найду ли тебя живого – и руку отдам свою?

Иль мертвого брата родного цветами в земле обовью?

Но только теперь отныне летит за мной сквозь века

в космической синей пустыне третья моя рука!

1990