Дядька

Не ждали дядьку мы зимой суровой,

но слышим ржанье во дворе и скрип.

На розвальнях приехал! Пес дворовый

полаял в конуре и враз осип.

Плыл пар от лошади и из тулупа,

который на крыльцо взошел хрипя.

И белый конус выдыхали губы,

и человек в избе явил себя.

Как Дед Мороз, весь в инее косматом,

он долго кашлял, к печке подойдя,

и от него разило самосадом,

он был беззуб и красен, как дитя.

Разделся, поклонился чуть иконе,

он выпил водки, хлеб жевал, как вар.

Но сильный был мой дядька – на ладони

смог удержать кипящий самовар.

Он без конца смеялся: я что мерин,

нам лишь овса да прочь от МГБ...

А спать устроился у самой двери –

мне, говорил, нет воздуха в избе.

Проведал в майке друга дорогого,

попоною покрытого в хлеву.

Мол, как, не забодает ли корова?

И снова лег с шапчонкою на лбу.

Вдруг перед сном завыл зачем-то песню

про ямщика, что замерзал в степи.

Потом он плакал. И крестился перстью.

И мама мне шептала тихо: спи.

Он странно говорил: не «класть», а «ложить».

И говорил не «сроки», а «срока».

Он старым был, он сильным был, как лошадь.

Он умер, не дожив до сорока...

1998