Бал в женской гимназии

         1

Пехотный Вологодский полк

   Прислал наряд оркестра.

Сыч–капельмейстер, сивый волк,

   Был опытный маэстро.

Собрались рядом с залой в класс,

   Чтоб рокот труб был глуше.

Курлыкнул хрипло медный бас,

   Насторожились уши.

Басы сверкнули вдоль стены,

   Кларнеты к флейтам сели, –

И вот над мигом тишины

   Вальс томно вывел трели...

Качаясь, плавные лады

   Вплывают в зал лучистый,

И фей коричневых ряды

   Взметнули гимназисты.

Напев сжал юность в зыбкий плен,

   Что в мире вальса краше?

Пусть там сморкаются у стен

   Папаши и мамаши...

Не вся ли жизнь – хмельной поток

   Над райской панорамой?

Поручик Жмых пронесся вбок

   С расцветшей классной дамой.

У двери встал, как сталактит,

   Блестя иконостасом,

Сам губернатор Фан–дер–Флит

   С директором Очкасом:

Директор – пресный, бритый факт,

   Гость – холодней сугроба,

Но правой ножкой тайно в такт

   Подрыгивают оба.

В простенке – бледный гимназист,

   Немой Монблан презренья.

Мундир до пяток, стан как хлыст,

   А в сердце – лава мщенья.

Он презирает потолок,

   Оркестр, паркет и люстры,

И рот кривится поперек

   Усмешкой Заратустры.

Мотив презренья стар как мир...

   Вся жизнь в тумане сером:

Его коричневый кумир

   Танцует с офицером!

          2

Антракт. Гудящий коридор,

   Как улей, полон гула.

Напрасно классных дам дозор

   Скользит чредой сутулой.

Любовь влетает из окна

   С кустов ночной сирени,

И в каждой паре глаз весна

   Поет романс весенний.

Вот даже эти, там и тут,

   Совсем еще девчонки,

Ровесников глазами жгут

   И теребят юбчонки.

Но третьеклассники мудрей,

   У них одна лишь радость:

Сбежать под лестницу скорей

   И накуриться в сладость...

Солдаты в классе, развалясь,

   Жуют тартинки с мясом;

Усатый унтер спит, склонясь

   Над геликоном–басом.

Румяный карлик–кларнетист

   Слюну сквозь клапан цедит.

У двери – бледный гимназист

   И розовая леди.

«Увы! У женщин нет стыда...

   Продать за шпоры душу!»

Она, смеясь, спросила: «Да?»,

   Вонзая зубы в грушу...

О, как прелестен милый рот

   Любимой гимназистки,

Когда она, шаля, грызет

   Огрызок зубочистки!

В ревнивой муке смотрит в пол

   Отелло–проповедник,

А леди оперлась на стол,

   Скосив глаза в передник.

Не видит? Глупый падишах!

   Дразнить слепцов приятно.

Зачем же жалость на щеках

   Зажгла пожаром пятна?

Но синих глаз не укротить,

   И сердце длит причуду:

«Куда ты?» – «К шпорам».–

                  «Что за прыть?» –

   «Отстань! Хочу и буду».

          3

Гремит мазурка – вся призыв.

   На люстрах пляшут бусы.

Как пристяжные, лбы склонив,

   Летит народ безусый.

А гимназистки–мотыльки,

   Откинув ручки влево,

Как одуванчики легки,

   Плывут под плеск напева.

В передней паре дирижер,

   Поручик Грум–Борковский,

Вперед плечом, под рокот шпор

   Беснуется чертовски.

С размаху на колено встав,

   Вокруг обводит леди

И вдруг, взметнувшись, как удав,

   Летит, краснее меди.

Ресницы долу опустив,

   Она струится рядом,

Вся – огнедышащий порыв

   С лукаво–скромным взглядом...

О ревность, раненая лань!

   О ревность, тигр грызущий!

За борт мундира сунув длань,

   Бледнеет классик пуще.

На гордый взгляд – какой цинизм!–

   Она, смеясь, кивнула...

Юнец, кляня милитаризм,

   Сжал в гневе спинку стула.

Домой?.. Но дома стук часов,

   Белинский над кроватью,

И бред полночных голосов,

   И гул в висках... Проклятье!

Сжав губы, строгий, словно Дант,

   Выходит он из залы.

Он не армейский адъютант,

   Чтоб к ней идти в вассалы!..

Вдоль коридора лунный дым

   И пар неясных пятна,

Но пепиньерки мчатся к ним

   И гонят в зал обратно.

Ушел бедняк в пустынный класс,

   На парту сел, вздыхая,

И, злясь, курил там целый час

   Под картою Китая.

          4

С Дуняшей, горничной, домой

   Летит она, болтая.

За ней вдоль стен, укрытых тьмой,

   Крадется тень худая...

На сердце легче: офицер

   Остался, видно, с носом.

Вон он, гремя, нырнул за сквер

   Нахмуренным барбосом.

Передник белый в лунной мгле

   Змеится из–под шали.

И слаще арфы – по земле

   Шаги ее звучали...

Смешно! Она косится вбок

   На мрачного Отелло.

Позвать? Ни–ни. Глупцу – урок,

   Ей это надоело!

Дуняша, юбками пыля,

   Склонясь, в ладонь хохочет,

А вдоль бульвара тополя

   Вздымают ветви к ночи.

Над садом – перья зыбких туч.

   Сирень исходит ядом.

Сейчас в парадной щелкнет ключ,

   И скорбь забьет каскадом...

Не он ли для нее вчера

   Выпиливал подчасник?

Нагнать? Но тверже топора

   Угрюмый восьмиклассник:

В глазах – мазурка, адъютант,

   Вертящиеся штрипки,

И разлетающийся бант,

   И ложь ее улыбки...

Пришли. Крыльцо – как темный гроб,

   Как вечный склеп разлуки.

Прижав к забору жаркий лоб,

   Сжимает классик руки.

Рычит замок, жестокий зверь,

   В груди – тупое жало.

И вдруг... толкнув Дуняшу в дверь,

   Она с крыльца сбежала.

Мерцали блики лунных струй

   И ширились все больше.

Минуту длился поцелуй!

   (А может быть, и дольше).

1922