* * *

На миг забыть – и вновь ты дома:

До неба – тучные скирды,

У риги – пыльная солома,

Дымятся дальние пруды;

Снижаясь, аист тянет к лугу,

Мужик коленом вздел подпругу, –

Все до пастушьей бороды,

Увы, так горестно знакомо!

И бор, замкнувший круг небес,

И за болотцем плеск речонки,

И голосистые девчонки,

С лукошком мчащиеся в лес...

Ряд новых изб вдаль вывел срубы,

Сады пестреют в тишине,

Печеным хлебом дышат трубы,

И Жучка дремлет на бревне.

А там под сливой, где белеют

Рубахи вздернутой бока, –

Смотри, под мышками алеют

Два кумачовых лоскутка!

Но как забыть? На облучке

Трясется ксендз с бадьей в охапке,

Перед крыльцом, склонясь к луке,

Гарцует стражник в желтой шапке;

Литовской речи плавный строй

Звенит забытою латынью...

На перекрестке за горой

Христос, распластанный над синью.

А там, у дремлющей опушки

Крестов немецких белый ряд, –

Здесь бой кипел, ревели пушки...

Одни живут – другие спят.

Очнись. Нет дома – ты один:

Чужая девочка сквозь тын

Смеется, хлопая в ладони.

В возах – раскормленные кони,

Пылят коровы, мчатся овцы,

Проходят с песнями литовцы –

И месяц, строгий и чужой,

Встает над дальнею межой...

1920