В метро

В стеклянном ящике

Случайно сбились в кучу

Сто разных душ...

Выходят–входят.

Как будто рок из рога бытия

Рукой рассеянною сыплет

Обрывки слов, улыбки, искры глаз

И детские забавные ужимки.

Негр и француз, старуха и мальчишка,

Художник с папкой и делец с блокнотом,

И эта средняя безликая крупа,

Которая по шляпам лишь различна...

На пять минут в потоке гулком слиты,

Мы, как в ядре, летим в пространство.

Лишь вежливость — испытанная маска —

Нас связывает общим безразличьем.

Но жажда ропщет, но глаза упорно

Все ищут, ищут... Вздор!

Пора б тебе, душа, угомониться,

И охладеть, и сжаться,

И стать солидной, европейскою душой.

В углу в сутане тусклой

Сидит кюре, добряк круглоголовый,

Провинциал, с утиными ступнями.

Зрачки сквозь нас упорными гвоздями

Лучатся вдаль, мерцают,

А губы шепчут

По черно–белым строчкам

Привычные небесные слова...

Вот так же через площадь,

Молитвенник раскрыв,

Сомнамбулою тихой

Проходит он сквозь строй автомобилей

И шепчет — молит — просит, —

Всё о своей душе,

Всё о своём спасенье...

И ангелы, прильнув к его локтям,

Его незримо от шофёров ограждают.

О Господи, из глубины метро

Я о себе взывать к Тебе не буду...

Моя душа лениво–бескорыстна,

И у Тебя иных забот немало:

Там над туннелем хоровод миров,

Но сложность стройная механики небесной

Замутнена бунтующею болью

Твоей бескрылой твари...

Но если можно,

Но если Ты расслышишь,

Я об одном прошу:

Здесь на земле дай хоть крупицу счастья

Вот этому мальчишке из отеля

В нелепой куцей куртке

И старику–посыльному с картонкой,

И негру хмурому в потертом пиджаке,

И кроткому художнику соседу,

Задумчиво сосущему пастилку,

И мне — последнему — хотя бы это лето

Беспечностью веселой озари...

Ты знаешь, — с каждым днем

Жить на Твоей земле становится трудней.

1930