Четыре сонета

Принесли к врачу солдата

   только что из боя,

но уже в груди не бьется

   сердце молодое.

В нем застрял стальной осколок,

   обожженный, грубый.

И глаза бойца мутнеют,

   и синеют губы.

Врач разрезал гимнастерку,

   разорвал рубашку,

врач увидел злую рану –

   сердце нараспашку!

Сердце скользкое, живое,

   сине–кровяное,

а ему мешает биться

   острие стальное...

Вынул врач живое сердце

   из груди солдатской,

и глаза устлали слезы

   от печали братской.

Это было невозможно,

   было безнадежно...

Врач держать его старался

   бесконечно нежно.

Вынул он стальной осколок

   нежною рукою

и зашил иглою рану,

   тонкою такою...

И в ответ на нежность эту

   под рукой забилось,

заходило в ребрах сердце,

   оказало милость.

Посвежели губы брата,

   очи пояснели,

и задвигались живые

   руки на шинели.

Но когда товарищ лекарь

   кончил это дело,

у него глаза закрылись,

   сердце онемело.

И врача не оказалось

   рядом по соседству,

чтоб вернуть сердцебиенье

   и второму сердцу.

И когда рассказ об этом

   я услышал позже,

и мое в груди забилось

   от великой дрожи.

Понял я, что нет на свете

   выше, чем такое,

чем держать другое сердце

   нежною рукою.

И пускай мое от боли

   сердце разорвется –

это в жизни, это в песне

   творчеством зовется.

1938