Веселый поселок

Ей-Богу, вид убогий за окном,

и около коробки иль колоды

идет с портфелем ежедневный гном,

пустосердечный и густобородый,

весьма разумный выкидыш природы.

И вот, как при Бианте, всё при нем:

желудок, мозг, получка и покупки,

и поступь человечья, и поступки.

Хотя в нутре он малость и поломан,

но отдавать себя в починку лень,

и, может статься, вовсе и не гном он,

а сам себе полузабытый гномон

и на несуществующий плетень

наводит он невидимую тень.

А хмурый городской бездомный день

стоит вокруг, как ультразвучный гомон,

и к беззаботным гномовым ногам

не пристают ни грязь, ни шум, ни гам.

        С людьми связавшись, время веселилось,

        и вот история проистекла:

        деревья из бетона и стекла

        во град Петров переселились.

Настаивает глупо зодчий черт

на тошной точности и праве линий

прямыми быть, и красоте аборт

он делает, а воздух так же сперт

и заперт, как в великом равелине.

Да и не черт! А так себе, бесенок,

под стать ветришке В-Ус-Не-Дую,

который вертит хвостиком спросонок

и в кубики играет врассыпную.

        И вижу я поселок невеселый,

        где не гнездятся даже воробьи,

        где чахнет зелень и в кругу семьи

        чирикают безбедно новоселы,

        глядят по телевизору кино,

        пьют водку, пиво, иногда вино,

        мурлычут и играют в домино,

        козла, как Азазелло, забивая,

        «Шумел камыш» квартетом запевая,

        и беды, и обиды забывая

        и про себя легонько забывая.

Ох, мужики и наломали дров!

И всё еще летят швырки косые,

кривоколенные. Красуйся, град Петров,

и стой в истории упрямо, как Россия!

1977