Зеркало держит Эрот перед ней, и в стекле его хрупком...

Зеркало держит Эрот перед ней, и в стекле его хрупком

Вечное золото кос, вечное небо очей.

А на ковре, у колен, у разымчивых этих и сильных,

В руки лицо уронив, скорбная дева сидит.

«Горе мне! Горе мне! Где, где ночей моих гордая хладность?»

- Что с ней? - подруги вокруг шепчут, лукаво смеясь. -

«Только и было, что раз - это под вечер было, у храма -

Мимо идя, на меня ветреник этот взглянул.

Только и было всего... Да еще в состязании лирном...

Слышу, - подруги ко мне: «Твой, Мнаседика, черед».

Вышла, и к струнам едва я певучей рукой прикоснулась,

Как раскалились они: он в этот миг подходил.

Глаз не спуская с меня, затемняемых мраком желанья,

Розу поднес он зачем смуглую к самым губам?

Как я запела? О чем? О, соперница - роза! О, губы!

Сафо нахмурила бровь. Что мне до гнева ее!

О, как, должно быть, жесток этот рот и горячий и влажный...

Разум во мне помути! Дай мне его позабыть!

Жжет меня ложе в ночи. Лишь глаза я закрою, я вижу

Губы и розу, и вновь розу и губы его...

Что же мне делать, скажи, чтобы их, неотвязных, не видеть?»

- Мудрая словом одним ей отвечает: «Целуй».

1922