* * *

Самонадеянно возникли города,

          И стену вывел жадный воин,

И ядовитая перетекла вода,

        Отравленная кровью боен.

Где было всё и бодро и светло,

          Высокий лес шумел над лугом,

Там дети бледные в туманное стекло

          Глядят наследственным недугом.

И девушка раскрашенным лицом

          Зовёт в печальные вертепы;

И око мёртвое, напоено свинцом,

          Глядит насмешливо и слепо.

Заросшим следом авелевых стад

          Идти в горячем ожиданьи?

Где игры табунов раздолье возвестят

          Своим неукротимым ржаньем?

Где овцы тучные, теснясь, перебегут

          По зеленеющим обрывам,

К серебряным ручьям блаженно припадут

          Глотками жажды торопливой?

Так: прежде хищника блестел зелёный глаз,

          Стервятник уносил когтями.

И бодрствовал пастух, и, опекая, пас,

          И вёл обильными путями.

Но вымя выдоил, и нагрузил коня

          Повсюду осквернивший руку:

По рельсам и мостам, железом зазвеня,

          Несёт отчаянье и скуку.

И воды чистые, они не напоят,

          Когда по нивам затоплённым

Весенний табунок понурых жеребят

          Тоскует стадом оскоплённым.

1912