В Царском Селе

Я начал, как и все – и с юношеским жаром

Любил и буйствовал. Любовь прошла пожаром,

Дом на песке стоял – и он не уцелел.

Тогда, мечте своей поставивши предел,

Я Питер променял, туманный и угарный,

На ежедневную прогулку по Бульварной.

Здесь в дачах каменных – гостеприимный кров

За революцию осиротевших вдов.

В беседе дружеской проходит вечер каждый.

Свободой насладись – её не будет дважды!

Покоем лечится примерный царскосёл,

Гуляет медленно, избавленный от зол,

В аллеях липовых скептической Минервы.

Здесь пристань белая, где Александр Первый,

Мечтая странником исчезнуть от людей,

Перчатки надевал и кликал лебедей,

Им хлеба белого разбрасывая крошки.

Иллюминация не зажигает плошки,

И в бронзе неказист великий лицеист.

Но здесь над Тютчевым кружился «ржавый лист»,

И, может, Лермонтов скакал по той аллее?

Зачем же, как и встарь, а может быть и злее,

Тебя и здесь гнетёт какой-то тайный зуд? –

Минуты, и часы, и месяцы – ползут.

Я знаю: утомясь опять гнездом безбурным,

Скучая досугом своим литературным,

Со страстью жадною я душу всю отдам

И новым странностям, и новым городам.

И в пёстрой суете, раскаяньем томимый,

Ведь будет жаль годов, когда я, нелюдимый,

Упорного труда постигнув благодать,

Записывал стихи в забытую тетрадь...

1912