Возрождение

Я обругал родную мать.

Спустил хозяйские опалы.

И приходилось удирать

От взбешенного принципала.

Полураздетый, я заснул,

Голодный, злой, в абруцкой чаще.

И молний блеск, и бури гул,

Но сердцу стало как-то слаще.

И долго, шалый, по горам

Скакал и прыгал я, как серна.

Но, признаюсь, по вечерам

На сердце становилось скверно.

С холодных и сырых вершин

Спущусь ли в отчую долину?

Отдаст ли розгам блудный сын

Свою озябнувшую спину?

Нет. Забывая эту ширь,

Где облака бегут так низко,

Стучись, смиренный, в монастырь

Странноприимного Франциска.

Доверье, ласка пришлецу.

Меня берут – сперва как служку.

Пасу овец, или отцу

Несу обеденную кружку.

На всё распределенный день:

Доят коров, и ставят хлебы,

И для соседних деревень

Вершат молитвенные требы.

Или на сводчатой стене

Рисуют ангельские кудри...

А после мессы, в тишине, –

Дела еще смиренномудрей.

Постятся. Спаржа и салат.

Лишь изредко крутые яйца.

Из мяса же они едят –

И тоже редко – только зайца.

Послушен, кроток, умилен,

Ищу стигмат на грешном теле.

Дни чисты. Разум усмирен.

И сновиденья просветлели.

На пятый месяц, наконец,

Дрожит рука, берусь за кисти.

Ее, гонявшую овец,

Господь направи и очисти!

Ползком вдоль монастырских стен

На ризах подновляю блики.

Счищаю плесень: едкий тлен

Попортил праведные лики.

Мадонна в гаснущей заре.

Святой Франциск, святой Лаврентий,

И надписи на серебре

На извивающейся ленте.

Или с востока короли,

В одежде празднично-убранной,

В чалмах и перьях, повезли

Христу подарок филигранный.

Или под самым потолком,

Где ангел замыкает фреску,

Рисую вечером, тайком,

Черноволосую Франческу.

1910