К Воейкову (Добро пожаловать, певец...)

Добро пожаловать, певец,

Товарищ-друг, хотя и льстец,

В смиренную обитель брата;

Поставь в мой угол посох свой

И умиленною мольбой

Почти домашнего Пената.

Садись — вот кубок! в честь друзьям!

И сладкому воспоминанью,

И благотворному свиданью,

И нас хранившим небесам!

Ты был под знаменами славы;

Ты видел, друг, следы кровавы

На Русь нахлынувших врагов,

Их казнь и ужас их побега;

Ты, строя свой бивак из снега,

Себя смиренью научал

И, хлеб водою запивая,

«Хвала, умеренность златая!»-

С певцом Тибурским восклицал.

Ты видел Азии пределы;

Ты зрел ордынцев лютых край

И лишь обломки обгорелы

Там, где стоял Шери-Сарай,

Батыя древняя обитель;

Задумчивый развалин зритель,

Во днях минувших созерцал

Ты настоящего картину

И в них ужасную судьбину

Батыя новых дней читал.

В Сарепте зрелище иное:

Там братство христиан простое

Бесстрастием ограждено

От вредных сердцу заблуждений,

От милых сердцу наслаждений.

Там вечно то же и одно;

Всему свой час: труду, безделью;

И легкокрылому веселью

Порядок крылья там сковал.

Там, видя счастие в покое,

Ты все восторги отдавал

За нестрадание святое;

Ты зрел, как в тишине семей,

Хранимы сердцем матерей,

Там девы простотой счастливы,

А юноши трудолюбивы

От бурных спасены страстей

Рукой занятия целебной;

Ты зрел, как, вшедши в Божий храм,

Они смиренно к небесам

Возводят взор с мольбой хвалебной

И служат сердцем божеству,

Отринув мрак предрассужденья...

Что уподобим торжеству,

Которым чудо искупленья

Они в восторге веры чтут?..

Все тихо... полночь... нет движенья...

И в трепете благоговенья

Все братья той минуты ждут,

Когда им звон-благовеститель

Провозгласит: воскрес Спаситель!..

И вдруг... во мгле... средь тишины,

Как будто с горней вышины

С трубою ангел-пробудитель,

Нисходит глас... алтарь горит,

И братья пали на колени,

И гимн торжественный гремит,

И се, идут в усопших сени,

О, сердце трогающий вид!

Под тенью тополей, ветвистых

Берез, дубов и шелковиц,

Между тюльпанов, роз душистых

Ряды являются гробниц:

Здесь старцев, там детей могила,

Там юношей, там дев младых —

И Вера подле пепла их

Надежды факел воспалила...

Идут к возлюбленных гробам

С отрадной вестью воскресенья;

И все — отверзтый светлый храм,

Где, мнится, тайна искупленья

Свершается в сей самый час,

Торжественный поющих глас,

И братии на гробах лобзанье

(Принесших им воспоминанье

И жертву умиленных слез),

И тихое гробов молчанье,

И соприсутственных небес

Незримое с землей слиянье —

Все живо, полно божества;

И верных братии торжества

Свидетели, из тайной сени

Исходят дружеские тени,

И их преображенный вид

На сладку песнь: «Воскрес спаситель...»

Сердцам «воистину» гласит,

И самый гроб их говорит:

Воскреснем! жив наш искупитель!-

И сей оставивши предел,

Ты зрел, как Терек в быстром беге

Меж виноградников шумел,

Где часто, притаясь на бреге,

Чеченец иль черкес сидел

Под буркой, с гибельным арканом;

И вдалеке перед тобой,

Одеты голубым туманом,

Гора вздымалась над горой,

И в сонме их гигант седой,

Как туча, Эльборус двуглавый.

Ужасною и величавой

Там все блистает красотой:

Утесов мшистые громады,

Бегущи с ревом водопады

Во мрак пучин с гранитных скал;

Леса, которых сна от века

Ни стук секир, ни человека

Веселый глас не возмущал,

В которых сумрачные сени

Еще луч дневный не проник,

Где изредка одни олени,

Орла послышав грозный крик,

Теснясь в толпу, шумят ветвями

И козы легкими ногами

Перебегают по скалам.

Там все является очам

Великолепие творенья!

Но там — среди уединенья

Долин, таящихся в горах,-

Гнездятся и балкар, и бах,

И абазех, и камукинец,

И карбулак, и абазинец,

И чечереец, и шапсук:

Пищаль, кольчуга, сабля, лук

И конь — соратник быстроногий

Их и сокровища и боги;

Как серны, скачут по горам,

Бросают смерть из-за утеса;

Или, по топким берегам,

В траве высокой, в чаще леса

Рассыпавшись, добычи ждут.

Скалы свободы их приют;

Но дни в аулах их бредут

На костылях угрюмой лени;

Там жизнь их — сон; стеснясь в кружок

И в братский с табаком горшок

Вонзивши чубуки, как тени

В дыму клубящемся сидят

И об убийствах говорят

Иль хвалят меткие пищали,

Из коих деды их стреляли;

Иль сабли на кремнях острят,

Готовясь на убийства новы.

Ты видел Дона берега;

Ты зрел, как он поил шелковы

Необозримые луга,

Одушевленны табунами;

Ты зред, как тихими водами

Меж виноградными садами

Он, зеленея, протекал

И ясной влагой отражал

Брега, покрытые стадами,

Ряды стеснившихся стругов

И на склонении холмов

Донских богатырей станицы;

Ты часто слушал, как певицы

Родимый прославляют Дон,

Спокойствие станиц счастливых,

Вождей и коней их ретивых;

С смиреньем отдал ты поклон

Жилищу Вихря-атамана

И из заветного стакана

Его здоровье на Цимле

Пил, окруженный стариками,

И витязи под сединами

Соотчичам в чужой земле

«Ура!» кричали за тобою.

Теперь ты случая рукою

В обитель брата приведен,

С ним вспомнишь призраки златые

Невозвратимых тех времен,

Когда мы — гости молодые

У милой Жизни на пиру —

Из полной чаши радость пили

И счастье наше! говорили

В своем пророческом жару...

Мой друг, пророчество прелестно!

Когда же сбудется оно!

Еще вдали и неизвестно

Все то, что нам здесь суждено...

А время мчится без возврата,

И жизнь-изменница за ним;

Один уходим за другим;

Друг, оглянись... еще нет брата,

Час от часу пустее свет;

Пустей дорога перед нами.

Но так и быть!.. здесь твой поэт

С смиренной музою, с друзьями

В смиренном уголке живет

И у моря погоды ждет.

И ты, мой друг, чтобы мечтою

Грядущее развеселить,

Спешишь волшебных струн игрою

В нем спящий гений пробудить;

И очарованный тобою,

Как за прозрачной пеленою,

Я вижу древни чудеса:

Вот наше солнышко-краса

Владимир-князь с богатырями;

Вот Днепр кипит между скалами;

Вот златоверхий Киев-град;

И бусурманов тьмы, как пруги,

Вокруг зубчатых стен кипят;

Сверкают шлемы и кольчуги;

От кликов, топота коней,

От стука палиц, свиста пращей

Далеко слышен гул дрожащий;

Вот, дивной облечен броней,

Добрыня, богатырь могучий,

И конь его Златокопыт;

Чрез степи и леса дремучи

Не скачет витязь, а летит,

Громя Зилантов, и Полканов,

И ведьм, и чуд, и великанов;

И втайне девица-краса

За дальни степи и леса

Вослед ему летит душою;

Склоняся на руку главою,

На путь из терема глядит

И так в раздумье говорит:

«О ветер, ветер! что ты вьешься?

Ты не от милого несешься,

Ты не принес веселья мне;

Играй с касаткой в вышине,

По поднебесью с облаками,

По синю морю с кораблями —

Стрелу пернатую отвей

От друга — радости моей».

Краса-девица ноет, плачет;

А друг по долам, холмам скачет,

Летя за тридевять земель;

Ему сыра земля постель;

Возглавье щит; ночлег дубрава;

Там бьется с бабою-ягой;

Там из ручья с живой водой,

Под стражей змея шестиглава,

Кувшином черпает златым;

Там машет дубом перед ним

Косматый людоед Дубыня;

Там заслоняет путь Горыня;

И вот внезапно занесен

В жилище чародеев он;

Пред ним чернеет лес ужасный!

Сияет блеск вдали прекрасный;

Чем ближе он — тем дале свет;

То тяжкий филина полет,

То вранов раздается рокот;

То слышится русалки хохот;

То вдруг из-за седого пня

Выходит леший козлоногий;

И вдруг стоят пред ним чертоги,

Как будто слиты из огня —

Дворец волшебный царь-девицы;

Красою белые колпицы,

Двенадцать дев к нему идут

И песнь приветствия поют;

И он... Но что? куда мечтами

Я залетел тебе вослед —

Ты чародей, а не поэт;

Ты всемогущими струнами

Мой падший гений оживил...

И кто, скажи мне, научил

Тебя предречь осмью стихами

В сей книге с белыми листами

Весь сокровенный жребий мой?

Признаться ли?.. Смотрю с тоской,

С волнением непобедимым

На белые сии листы,

И мнится, перстом невидимым

Свои невидимы черты

На них Судьба уж написала.

Что б ни было... сей дар тебе

Отныне дружба завещала;

Она твоя... молись Судьбе,

Чтоб в ней наполнились страницы.

Когда, мой друг, тебе я сам

Ее в веселый час подам

И ты прочтешь в ней небылицы,

За быль рассказанные мной,

То знай, что счастлив жребий мой,

Что под надзором провиденья,

Питаясь жизнью в тишине,

Вблизи всего, что мило мне,

Я на крылах воображенья,

Веселый здесь, в тот мир летал

И что меня не покидал

Мой верный ангел вдохновенья...

Но, друг, быть может... как узнать?.

Она останется пустая,

И некогда рука чужая

Тебе должна ее отдать

В святой залог воспоминанья,

Увы! и в знак, что в жизни сей

Милейшие души моей

Не совершилися желанья.

Прими ее... и пожалей.

29 января 1814