Счастие

Блажен, кто, богами еще до рожденья любимый,

На сладостном лоне Киприды взлелеян младенцем;

Кто очи от Феба, от Гермеса дар убеждения

     принял,

А силы печать на чело - от руки громовержца.

Великий, божественный жребий счастливца

     постигнул;

Еще до начала сраженья победой увенчан;

Любимец Хариты, пленяет, труда не приемля.

Великим да будет, кто собственной силы

     созданье,

Душою превыше и тайныя Парки и Рока;

Но счастье и Граций улыбка не силе подвластны.

Высокое прямо с Олимпа на избранных небом

     нисходит:

Как сердце любовницы, полное тайныя страсти,

Так все громовержца дары неподкупны; единый

Закон предпочтенья в жилищах Эрота и Зевса;

И боги в послании благ повинуются сердцу:

Им милы бесстрашного юноши гордая поступь,

И взор непреклонный, владычества смелого

     полный,

И волны власов, отенивших чело и ланиты.

Веселому чувствовать радость; слепым, а

     не зрящим

Бессмертные в славе чудесной себя открывают:

Им мил простоты непорочныя девственный образ;

И в скромном сосуде небесное любит скрываться;

Презреньем надежду кичливой гордыни смиряют;

Свободные силе и гласу мольбы не подвластны.

Лишь к избранным с неба орлу-громоносцу

     Кронион

Велит ниспускаться - да мчит их в обитель

     Олимпа;

Свободно в толпе земнородных заметив

     любимцев,

Лишь им на главу налагает рукою пристрастной

То лавр песнопевца, то власти державной повязку;

Лишь им предлетит стрелоносный сразитель Пифона,

Лишь им и Эрот златокрылый, сердец повелитель;

Их судно трезубец Нептуна, равняющий бездны,

Ведет с неприступной фортуною Кесаря к брегу;

Пред ними смиряется лев, и дельфин из пучины

Хребтом благотворным их, бурей гонимых, из’емлет.

Над всем красота повелитель рожденный; подобие

      бога,

Единым спокойным явленьем она побеждает.

Не сетуй, что боги счастливца некупленным лавром

      венчают,

Что он, от меча и стрелы покровенный Кипридой,

Исходит безвредно из битвы, летя насладиться

     любовью:

И менее ль славы Ахиллу, что он огражден

     невредимым

Щитом, искованьем Гефестова дивного млата,

Что смертный единый все древнее небо в смятенье

      приводит?

Тем выше великий, что боги с великим в союзе,

Что, гневом его распаляем, любимцу во славу,

Элленов избраннейших в бездну Тенара низводят.

Пусть будет красою краса - не завидуй, что

    прелестьей с неба,

Как лилиям пышность, дана без заслуги Цитерой;

Пусть будет блаженна, пленяя; пленяйся - тебе

     наслажденье.

Не сетуй, что дар песнопенья с Олимпа на избранных

     сходит;

Что сладкий певец вдохновеньем невидимой арфы

     наполнен:

Скрывающий бога в душе претворен и

    для внемлющих в бога;

Он счастлив собою - ты, им наслаждаясь,

     блаженствуй.

Пускай пред зерцалом Фемиды венок отдается

     заслуге -

Но радость лишь боги на смертное око низводят.

Где не было чуда, вотще там искать и счастливца.

Все смертное прежде родится, растет, созревает,

Из образа в образ ведомое зиждущим Кроном;

Но счастия мы и красы никогда в созреванье

     не видим:

От века они совершенны во всем совершенстве

     созданья;

Не зрим ни единой земныя Венеры, как прежде

     небесной,

В ее сокровенном исходе из тайных обителей моря;

Как древле Минерва, в бессмертный эгид и шелом

     ополченна,

Так каждая светлая мысль из главы громовержца

     родится.

1809