Славянка

Славянка тихая, сколь ток приятен твой,

Когда, в осенний день, в твои глядятся воды

Холмы, одетые последнею красой

     Полуотцветшия природы.

Спешу к твоим брегам... свод неба тих и чист;

При свете солнечном прохлада повевает;

Последний запах свой осыпавшийся лист

     С осенней свежестью сливает.

Иду под рощею излучистой тропой;

Что шаг, то новая в глазах моих картина;

То вдруг сквозь чащу древ мелькает предо мной,

     Как в дыме, светлая долина;

То вдруг исчезло все... окрест сгустился лес;

Все дико вкруг меня, и сумрак и молчанье;

Лишь изредка, струей сквозь темный свод древес

     Прокравшись, дневное сиянье

Верхи поблеклые и корни золотит;

Лишь, сорван ветерка минутным дуновеньем,

На сумраке листок трепещущий блестит,

     Смущая тишину паденьем...

И вдруг пустынный храм в дичи передо мной;

Заглохшая тропа; кругом кусты седые;

Между багряных лип чернеет дуб густой

     И дремлют ели гробовые.

Воспоминанье здесь унылое живет;

Здесь, к урне преклонясь задумчивой главою,

Оно беседует о том, чего уж нет,

     С неизменяющей Мечтою.

Все к размышленью здесь влечет невольно нас;

Все в душу томное уныние вселяет;

Как будто здесь она из гроба важный глас

     Давно минувшего внимает.

Сей храм, сей темный свод, сей тихий мавзолей,

Сей факел гаснущий и долу обращенный,

Все здесь свидетель нам, сколь блага наших дней,

     Сколь все величия мгновенны.

И нечувствительно с превратности мечтой

Дружится здесь мечта бессмертия и славы:

Сей витязь, на руку склонившийся главой;

     Сей громоносец двоеглавый,

Под шуйцей твердою седящий на щите;

Сия печальная семья кругом царицы;

Сии небесные друзья на высоте,

     Младые спутники денницы...

О! сколь они, в виду сей урны гробовой,

Для унывающей души красноречивы:

Тоскуя ль полетит она за край земной -

     Там все утраченные живы;

К земле ль наклонит взор - великий ряд чудес;

Борьба за честь; народ, покрытый блеском славным;

И мир, воскреснувший по манию небес,

     Спокойный под щитом державным.

Но вкруг меня опять светлеет частый лес;

Опять река вдали мелькает средь долины,

То в свете, то в тени, то в ней лазурь небес,

     То обращенных древ вершины.

И вдруг открытая равнина предо мной;

Там мыза, блеском дня под рощей озаренна;

Спокойное село над ясною рекой,

     Гумно и нива обнаженна.

Все здесь оживлено: с овинов дым седой,

Клубяся, по браздам ложится и редеет,

И нива под его прозрачной пеленой

     То померкает, то светлеет.

Там слышен на току согласный стук цепов;

Там песня пастуха и шум от стад бегущих;

Там медленно, скрыпя, тащится ряд возов,

     Тяжелый груз снопов везущих.

Но солнце катится беззнойное с небес;

Окрест него закат спокойно пламенеет;

Завесой огненной подернут дальний лес;

     Восток безоблачный синеет.

Спускаюсь в дол к реке: брег темен надо мной,

И на воды легли дерев кудрявых тени;

Противный брег горит, осыпанный зарей;

     В волнах блестят прибрежны сени;

То отраженный в них сияет мавзолей;

То холм муравчатый, увенчанный древами;

То ива дряхлая, до свившихся корней

     Склонившись гибкими ветвями,

Сенистую главу купает в их струях;

Здесь храм между берез и яворов мелькает;

Там лебедь, притаясь у берега в кустах,

     Недвижим в сумраке сияет.

Вдруг гладким озером является река;

Сколь здесь ее брегов пленительна картина;

В лазоревый кристалл слиясь вкруг челнока,

     Яснеет вод ее равнина.

Но гаснет день... в тени склонился лес к водам;

Древа облечены вечерней темнотою;

Лишь простирается по тихим их верхам

     Заря багряной полосою;

Лишь ярко заревом восточный брег облит,

И пышный дом царей на скате озлащенном,

Как исполин, глядясь в зерцало вод, блестит

     В величии уединенном.

Но вечер на него покров накинул свой,

И рощи и брега, смешавшись, побледнели;

Последни облака, блиставшие зарей,

     С небес, потухнув, улетели.

И воцарилася повсюду тишина;

Все спит... лишь изредка в далекой тьме промчится

Невнятный глас... или колыхнется волна...

     Иль сонный лист зашевелится.

Я на брегу один... окрестность вся молчит...

Как привидение, в тумане предо мною

Семья младых берез недвижимо стоит

     Над усыпленною водою.

Вхожу с волнением под их священный кров;

Мой слух в сей тишине приветный голос слышит;

Как бы эфирное там веет меж листов,

     Как бы невидимое дышит;

Как бы сокрытая под юных древ корой,

С сей очарованной мешаясь тишиною,

Душа незримая подъемлет голос свой

     С моей беседовать душою.

И некто урне сей безмолвный приседит;

И, мнится, на меня вперил он темны очи;

Без образа лицо, и зрак туманный слит

     С туманным мраком полуночи.

Смотрю... и, мнится, все, что было жертвой лет,

Опять в видении прекрасном воскресает;

И все, что жизнь сулит, и все, чего в ней нет,

     С надеждой к сердцу прилетает.

Но где он?.. Скрылось все... лишь только в тишине

Как бы знакомое мне слышится призванье,

Как будто Гений путь указывает мне

     На неизвестное свиданье.

О! кто ты, тайный вождь? душа тебе вослед!

Скажи: бессмертный ли пределов сих хранитель

Иль гость минутный их? Скажи: земной ли свет

     Иль небеса твоя обитель?..

И ангел от земли в сиянье предо мной

Взлетает; на лице величие смиренья;

Взор к небу устремлен; над юною главой

     Горит звезда преображенья.

Помедли улетать, прекрасный сын небес;

Младая Жизнь в слезах простерта пред тобою...

Но где я?.. Все вокруг молчит... призрак исчез,

     И небеса покрыты мглою.

Одна лишь смутная мечта в душе моей:

Как будто мир земной в ничто преобратился;

Как будто та страна знакомей стала ей,

     Куда сей чистый ангел скрылся.

Сентябрь - первая половина октября 1815