Замок Смальгольм, или Иванов вечер

До рассвета поднявшись, коня оседлал

   Знаменитый Смальгольмский барон;

И без отдыха гнал, меж утесов и скал,

   Он коня, торопясь в Бротерстон.

Не с могучим Боклю совокупно спешил

   На военное дело барон;

Не в кровавом бою переведаться мнил

   За Шотландию с Англией он;

Но в железной броне он сидит на коне;

   Наточил он свой меч боевой;

И покрыт он щитом; и топор за седлом

   Укреплен двадцатифунтовой.

Через три дни домой возвратился барон,

   Отуманен и бледен лицом;

Через силу и конь, опенен, запылен,

   Под тяжелым ступал седоком.

Анкрамморския битвы барон не видал,

   Где потоками кровь их лилась,

Где на Эверса грозно Боклю напирал,

   Где за родину бился Дуглас;

Но железный шелом был иссечен на нем,

   Был изрублен и панцирь и щит,

Был недавнею кровью топор за седлом,

   Но не английской кровью покрыт.

Соскочив у часовни с коня за стеной,

   Притаяся в кустах, он стоял;

И три раза он свистнул - и паж молодой

   На условленный свист прибежал.

«Подойди, мой малютка, мой паж молодой,

   И присядь на колена мои;

Ты младенец, но ты откровенен душой,

   И слова непритворны твои.

Я в отлучке был три дни, мой паж молодой;

   Мне теперь ты всю правду скажи:

Что заметил? Что было с твоей госпожой?

   И кто был у твоей госпожи?»

«Госпожа по ночам к отдаленным скалам,

   Где маяк, приходила тайком

(Ведь огни по горам зажжены, чтоб врагам

   Не прокрасться во мраке ночном).

И на первую ночь непогода была,

   И без умолку филин кричал;

И она в непогоду ночную пошла

   На вершину пустынную скал.

Тихомолком подкрался я к ней в темноте;

   И сидела одна - я узрел;

Не стоял часовой на пустой высоте;

   Одиноко маяк пламенел.

На другую же ночь - я за ней по следам

   На вершину опять побежал,-

О творец, у огня одинокого там

   Мне неведомый рыцарь стоял.

Подпершися мечом, он стоял пред огнем,

   И беседовал долго он с ней;

Но под шумным дождем, но при ветре ночном

   Я расслушать не мог их речей.

И последняя ночь безненастна была,

   И порывистый ветер молчал;

И к маяку она на свиданье пошла;

   У маяка уж рыцарь стоял.

И сказала (я слышал): «В полуночный час,

   Перед светлым Ивановым днем,

Приходи ты; мой муж не опасен для нас:

   Он теперь на свиданье ином;

Он с могучим Боклю ополчился теперь:

   Он в сраженье забыл про меня -

И тайком отопру я для милого дверь

   Накануне Иванова дня».

«Я не властен прийти, я не должен прийти,

   Я не смею прийти (был ответ);

Пред Ивановым днем одиноким путем

   Я пойду... мне товарища нет».

«О, сомнение прочь! безмятежная ночь

   Пред великим Ивановым днем

И тиxa и темна, и свиданьям она

   Благосклонна в молчанье своем.

Я собак привяжу, часовых уложу,

   Я крыльцо пересыплю травой,

И в приюте моем, пред Ивановым днем,

   Безопасен ты будешь со мной».

«Пусть собака молчит, часовой не трубит,

   И трава не слышна под ногой,-

Но священник есть там; он не спит по ночам;

   Он приход мой узнает ночной».

«Он уйдет к той поре: в монастырь на горе

   Панихиду он позван служить:

Кто-то был умерщвлен; по душе его он

   Будет три дни поминки творить».

Он нахмурясь глядел, он как мертвый бледнел,

   Он ужасен стоял при огне.

«Пусть о том, кто убит, он поминки творит:

   То, быть может, поминки по мне.

Но полуночный час благосклонен для нас:

   Я приду под защитою мглы».

Он сказал... и она... я смотрю... уж одна

   У маяка пустынной скалы».

И Смальгольмский барон, поражен, раздражен,

   И кипел, и горел, и сверкал.

«Но скажи наконец, кто ночной сей пришлец?

   Он, клянусь небесами, пропал!»

«Показалося мне при блестящем огне:

   Был шелом с соколиным пером,

И палаш боевой на цепи золотой,

   Три звезды на щите голубом».

«Нет, мой паж молодой, ты обманут мечтой;

   Сей полуночный мрачный пришлец

Был не властен прийти: он убит на пути;

   Он в могилу зарыт, он мертвец».

«Нет! не чудилось мне; я стоял при огне,

   И увидел, услышал я сам,

Как его обняла, как его назвала:

   То был рыцарь Ричард Кольдингам».

И Смальгольмский барон, изумлен, поражен

   И хладел, и бледнел, и дрожал.

«Нет! в могиле покой; он лежит под землей

   Ты неправду мне, паж мой, сказал.

Где бежит и шумит меж утесами Твид,

   Где подъемлется мрачный Эльдон,

Уж три ночи, как там твой Ричард Кольдингам

   Потаенным врагом умерщвлен.

Нет! сверканье огня ослепило твой взгляд:

   Оглушен был ты бурей ночной;

Уж три ночи, три дня, как поминки творят

   Чернецы за его упокой».

Он идет в ворота, он уже на крыльце,

   Он взошел по крутым ступеням

На площадку, и видит: с печалью в лице,

   Одиноко-унылая, там

Молодая жена - и тиха и бледна,

   И в мечтании грустном глядит

На поля, небеса, на Мертонски леса,

   На прозрачно бегущую Твид.

«Я с тобою опять, молодая жена».

   «В добрый час, благородный барон.

Что расскажешь ты мне? Решена ли война?

   Поразил ли Боклю иль сражен?»

«Англичанин разбит; англичанин бежит

   С Анкрамморских кровавых полей;

И Боклю наблюдать мне маяк мой велит

   И беречься недобрых гостей».

При ответе таком изменилась лицом

   И ни слова... ни слова и он;

И пошла в свой покой с наклоненной главой,

   И за нею суровый барон.

Ночь покойна была, но заснуть не дала.

   Он вздыхал, он с собой говорил:

«Не пробудится он; не подымется он;

   Мертвецы не встают из могил».

Уж заря занялась; был таинственный час

   Меж рассветом и утренней тьмой;

И глубоким он сном пред Ивановым днем

   Вдруг заснул близ жены молодой.

Не спалося лишь ей, не смыкала очей...

   И бродящим, открытым очам,

При лампадном огне, в шишаке и броне

   Вдруг явился Ричард Кольдингам.

«Воротись, удалися»,- она говорит.

   «Я к свиданью тобой приглашен;

Мне известно, кто здесь, неожиданный, спит,-

   Не страшись, не услышит нас он.

Я во мраке ночном потаенным врагом

   На дороге изменой убит;

Уж три ночи, три дня, как монахи меня

   Поминают - и труп мой зарыт.

Он с тобой, он с тобой, сей убийца ночной!

   И ужасный теперь ему сон!

И надолго во мгле на пустынной скале,

   Где маяк, я бродить осужден;

Где видалися мы под защитою тьмы,

   Там скитаюсь теперь мертвецом;

И сюда с высоты не сошел бы... но ты

   Заклинала Ивановым днем».

Содрогнулась она и, смятенья полна,

   Вопросила: «Но что же с тобой?

Дай один мне ответ - ты спасен ли иль нет?.

   Он печально потряс головой.

«Выкупается кровью пролитая кровь,-

   То убийце скажи моему.

Беззаконную небо карает любовь,-

   Ты сама будь свидетель тому».

Он тяжелою шуйцей коснулся стола;

   Ей десницею руку пожал -

И десница как острое пламя была,

   И по членам огонь пробежал.

И печать роковая в столе возжжена:

   Отразилися пальцы на нем;

На руке ж - но таинственно руку она

   Закрывала с тех пор полотном.

Есть монахиня в древних Драйбургских стенах:

   И грустна и на свет не глядит;

Есть в Мельрозской обители мрачный монах:

   И дичится людей и молчит.

Сей монах молчаливый и мрачный - кто он?

   Та монахиня - кто же она?

То убийца, суровый Смальгольмский барон;

   То его молодая жена.

1822