Малое слово о Великом

На Руси, немножко дикой,

И не то чтоб очень встарь,

Был на царстве Царь Великой:

Ух, какой громадный царь!

Так же духом он являлся,

Как и телом, - исполин,

Чудо - царь! - Петром он звался,

Алексеев был он сын.

Мнится, бог изрек, державу

Дав гиганту: «Петр еси -

И на камени сем славу

Я созижду на Руси».

Много дел, зело успешных,

Тем царем совершено.

Им заложено в «потешных»

Войска дивного зерно.

Взял топор - и первый ботик

Он устроил, сколотил,

И родил тот ботик - флотик,

Этот флотик - флот родил.

Он за истину прямую

Дерзость дерзкому прощал,

А за ложь, неправду злую

Живота весьма лишал, -

А иному напоминки

Кой о чем, начистоту,

Делал с помощью дубинки

Дома, в дружеском быту.

Пред законом исполина

Все стояли на ряду;

Сын преступен - он и сына

Предал смертному суду.

А под совести порукой

Правдой тычь не в бровь, а в глаз,

И, как Яков Долгорукой,

Смело рви царев указ!

Царь вспылит, но вмиг почует

Силу истины живой, -

И тебя он расцелует

За порыв правдивый твой.

И близ жаркой царской груди

Были люди хороши,

Люди правды, чести люди,

Люди сердца и души:

Друг - Лефорт, чей гроб заветный

Спрыснут царской был слезой,

Шереметев - муж советный,

Князь Голицын - боевой, -

Князь Голицын - друг победам,

Личный недруг Репнину,

Пред царем за дело с шведом

Тяжко впавшему в вину.

Левенгаупта без пощады

Бьет Голицын, весь - война.

«Князь! Проси себе награды!»

- «Царь, помилуй Репнина!»

Царь с Данилычем вел дружбу,

А по службе - всё в строку,

Спуску нет, - сам начал службу

Барабанщиком в полку.

Под протекциею женской

Не проскочишь в верхний сан!

Царь и сам Преображенской

Стал недаром капитан.

Нет! - Он бился под Азовом,

Рыскал в поле с казаком

И с тяжелым и суровым

Бытом воина знаком.

Поли воинственной стихии,

Он велел о той поре

Только думать о России

И не думать о Петре.

И лишь только отвоюет -

Свежим лавром осенен,

Чинно князю рапортует

Ромодановскому он.

И, вступая постепенно

В чин за чином, говорил:

«Князь-де милостив отменно,

Право, я не заслужил».

В это время Русь родная,

Средь неведения тьмы,

Чернокнижье проклиная,

Книг боялась, как чумы,

Не давалась просвещенью,

Проживала как пришлось

И с славянской доброй ленью

Всё спускала на авось, -

И смотрела из пеленок,

Отметаема людьми,

Как подкинутый ребенок

У Европы за дверьми.

«Как бы к ней толкнуться в двери

И сказать ей не шутя,

Что и мы, дескать, не звери, -

Русь - законное дитя!

Как бы в мудрость иноземнее

Нам проникнуть? - думал он. -

Дай поучимся у немцев!

Только первый шаг мудрен».

Сердце бойко застучало -

Встал он, время не губя:

«На Руси всему начало -

Царь, - начну же я с себя!»

И с ремесленной науки

Начал он, и, в деле скор,

Крепко в царственные руки

Взял он плотничий топор.

С бодрым духом в бодром тела

Славно плотничает царь;

Там успел в столярном деле,

Там - глядишь - уж и токарь.

К мужику придет: «Бог помочь!»

Тот трудится, лоб в поту.

«Что ты делаешь, Пахомыч?»

- «Лапти, батюшка, плету,

Только дело плоховато, -

Ковыряю как могу,

Через пятое в десято».

- «Дай-ка, я те помогу!»

Сел. Продернет, стянет дырку, -

Знает, где и как продеть,

И плетет в частоковырку,

Так, что любо поглядеть.

В поле к праздному владельцу

Выйдет он, найдет досуг,

И исправит земледельцу.

Борону его и плуг.

А на труд свой с недоверьем

Сам всё смотрит. «Нет, пора

Перестать быть подмастерьем!

Время выйти в мастера».

И, покинув царедворский

Штат, и чин, и скипетр свой,

Он поехал в край заморский.

«Человек-де я простой -

Петр Михайлов, плотник, слесарь,

Подмастерье», - говорит.

А на царстве там князь-кесарь

Ромодановский сидит,

Федор Юрьич. - Он ведь спросит

От Петра и то и се, -

И рапортом он доносит

Князю-кесарю про всё.

«Вот, - он пишет, - дело наше

Подвигается, тружусь,

И о здравье Вашем, Ваше

Я Величество, молюсь».

И припишет вдруг: «Однако

Всё я знаю, не дури!

Не грызи людей, собака!

Худо будет, князь, смотри!»

Навострившись у голландцев,

Заглянув и в Альбион,

У цесарцев, итальянцев

Поучился также он.

Стал он мастер корабельный,

И на всё горазд притом:

Он и врач довольно дельный,

И хирург, и анатом,

Физик, химик понемногу,

И механик неплохой, -

И в обратную дорогу

Снарядился он домой.

Для уроков же изустных,

Что он Руси дать желал,

Он учителей искусных

Ей из-за моря прислал.

Полно втуне волочиться!

Дворянин! Сади сынка

Букве, цифири учиться,

Землемерию слегка!

Только все успехи плохи

И ученье ни к чему.

Русский смотрит: скоморохи

В немцах видятся ему, -

И учителям не хочет

Верить, что ни говори,

Немец, думает, морочит:

Все фигляры! штукари!

Всё в них странно, не по-русски.

Некрещеный всё народ!

Нос табачный, платья узки,

Да и ходят без бород.

Как им верить? Кто порука?

И - не к ночи говоря -

Козни беса - их наука!

Изурочили царя.

И державный наш работник

Посмотрел, похмурил взор,

Снова вспомнил, что он плотник,

Да и взялся за топор.

Надо меру взять иную!

Русь пригнул он... быть беде!

И хватил ее, родную,

Топором по бороде:

Отскочила! - Брякнул, звякнул

Тот удар... легко ль снести?

Русский крякнул, русский всплакнул:

Эх, бородушка, прости!

Кое-где и закричали:

«Как? Да видано ль вовек?»

Тсс... молчать! - И замолчали -

Что тут делать? - Царь отсек.

И давай рубить он с корня:

Роскошь прочь! Кафтан с плеча!

Прочь хоромы, пышность, дворня!

Прочь и бархат и парча!

Раззолоченные тряпки,

Блестки - прочь! Всё в печь вались!

Скидывай собольи шапки!

Просто - немцем нарядись!

Царь велел. Слова коротки.

Простоты ж пример в глазах;

Сам, подкинув он подметки,

Ходит в старых сапогах.

Из заветных, тайных горниц,

Из неведомых светлиц

Вывесть велено затворниц -

И девиц, и молодиц.

В ассамблею! - Душегрейки

С плеч долой! Таков приказ.

Страх подумать: белы шейки,

Белы плечи напоказ!

Да чего? - Полгруди видно,

Так и в танец выходи!

Идут, жмурятся... так стыдно!

Ручки к глазкам - не гляди!

А приказу всё послушно.

Женки слезы трут платком,

Царь же потчует радушно

Муженьков их табаком.

Табакерки! Трубки! - В глотку

Хоть не лезет, а тяни!

Порошку возьми щепотку -

В нос пихни, нюхни, чихни!

Тянут, нюхают. Ну, зелье!

Просто одурь от него.

Эко знатное веселье! -

А привыкнешь - ничего -

Сам попросишь. - В пляс голландский,

Хоть не хочется, иди!

Эй ты там, сынок дворянский!

Выходи-ка, выходи!

«Lieber Augustin» {*} - по звуку

{* «Милый Августин» (нем.). - Ред.}

На немецкий лад кружи!

Откружил - ступай в науку!

А научишься - служи!

Мало дома школьных храмин -

За границу поезжай!

А воротишься - экзамен

Царь задаст, не оплошай!

Сам допросит, выложь знанья -

Цифирь, линии, круги!

А не сдержишь испытанья -

И жениться не моги!

Не позволит! - Оглянулся:

Он уж там - и снова весь

Мысль и дело, - покачнулся,

Задремал ты - он уж здесь.

Там нашел он ключ целебный,

Там - серебряный рудник,

Там устроил дом учебный,

Там богатств открыл родник,

Там взрывает камней груду,

Там дворян зовет на смотр, -

А меж тем наука всюду,

И в науке всюду Петр -

Рыщет взглядом, сводит брови...

Там - под Нарвой храбрый швед

Учит нас ценою крови

Трудной алгебре побед.

Научились. Под Полтавой

Вот он грозен и могуч!

Голос - гром, глаза - кровавый

Выблеск молнии из туч.

Враг разбит. Победа наша!

И сподвижник близ него -

Князь Данилыч Алексаша,

Славный Меншиков его.

От добра пришлось и к худу:

Смелый царь вступил на Прут,

И - беда случись: отвсюду

Злые турки так и прут.

Окружили. Дело круто.

Торжествует сопостат, -

И Великий пишет с Прута

В свой встревоженный Сенат:

«Не робеть! - Дела плохие.

Жизнь Петру недорога.

Что тут Петр? Важна Россия.

Петр ей так, как вы, слуга.

Только б чести не нарушить!

Против чести что коль сам

Скажет Петр - Петра не слушать!

То не царь уж скажет вам.

Плен грозит. За выкуп много

Коль потребуют враги -

Не давать! Держаться строго!

Деньгу крепко береги!»

Но спасает властелина

И супруга своего

Черна бровь - Екатерина,

Катя чудная его.

Хитрый путь она находит,

Клонит к миру визиря

И из злой беды выводит

Изумленного царя.

Гнев ли царский на раската,

Царь Данилычем взбешен, -

Казнь ему! Данилыч к Кате,

Та к царю - и князь прощен.

Раз, заметив захолустье,

Лес, болотный уголок,

Глушь кругом, - при невском устье

Заложил он городок.

Шаток грунт, да сбоку море,

Расхлестнем к Европе путь!

Эта дверь не на затворе.

Дело сладим как-нибудь.

Нынче сказана граница,

Завтра - срублены леса,

Чрез десяток лет - столица,

Через сотню - чудеса!

Смерть смежила царски очи,

Но бессмертные дела,

Но следы гигантской мочи

Русь в наследье приняла.

И в тот век лишь взор попятишь -

Всё оттоль глядит добром,

И доселе что ни схватишь -

Откликается Петром, -

И петровскую стихию

Носим в русской мы крови

Так, что матушку Россию

Хоть «Петровией» зови!

А по имени любовно

Да по батюшке назвать,

Так и выйдет: «Русь Петровна», -

Так извольте величать!

Всюду дум его рассадник, -

И прекрасен над рекой

Этот славный «Медный всадник»

С указующей рукой.

Так державно, так престольно

Он глядит на бег Невы,

Что подходишь - и невольно

Рвется шапка с головы.

Под стопами исполина

Золотые письмена

Зри: «Петру - Екатерина» -

И пойми: Ему - Она!

И, на лик его взирая,

С сладким трепетом в груди,

Кончи: «Первому - Вторая» -

И без шапки проходи!

1855