* * *

Как я спал на войне,

                в трескотне

            и в полночной возне,

на войне,

    посреди ее грозных

        и шумных владений!

Чуть приваливался к сосне –

              и проваливался.

                      Во сне

никаких не видал сновидений.

Впрочем, нет, я видал.

        Я, конечно, забыл –

                я видал.

Я бросался в траву

    между пушками и тягачами,

засыпал,

    и во сне я летал над землею,

                    витал

над усталой землей

            фронтовыми ночами.

Это было легко:

        взмах рукой,

            и другой,

и уже я лечу

    (взмах рукой!)

        над лугами некошеными,

над болотной кугой

    (взмах рукой!),

        над речною дугой

тихо–тихо скриплю

        сапогами солдатскими

                    кожаными.

Это было легко.

    Вышина мне была не страшна.

Взмах рукой, и другой –

    и уже в вышине этой таешь.

А наутро мой сон

    растолковывал мне старшина.

– Молодой, – говорил, –

   ты растешь, – говорил, –

         оттого и летаешь...

Сны сменяются снами,

      изменяются с нами.

В белом кресле с откинутой

                     спинкой,

      в мягком кресле с чехлом

я дремлю в самолете,

      смущаемый взрослыми снами

об устойчивой, прочной земле

   с ежевикой, дождем и щеглом.

С каждым годом

      сильнее влечет

         все устойчиво прочное.

Так зачем у костра–дымокура,

               у лесного огня,

не забытое мною,

   но как бы забытое, прошлое

голосами другими

      опять окликает меня?

Загорелые парни в ковбойках

   и в кепках, упрямо заломленных,

да с глазами,

   в которых лесные костры горят,

спят на влажной траве

  и на жестких матрацах соломенных,

как убитые спят

      и во сне над землею парят.

Как летают они!

      Залетают за облако,

                      тают.

Это очень легко –

      вышина им ничуть не страшна.

Ты был прав, старшина:

            молодые растут,

               оттого и летают.

Лишь теперь мне понятна

      вся горечь тех слов,

                     старшина!

Что ж я в споры вступаю?

      Я парням табаку отсыпаю.

Торопливо ломаю сушняк,

         у лесного огня хлопочу.

А потом я бросаюсь в траву

      и в траве молодой засыпаю.

Взмах рукой, и другой!

         Поднимаюсь опять

                        и лечу.